Всего этого Эстер не знала: ни того, что каждый деревенский травник обязан отправить четвертую часть заготовленных трав гильдии, а городские целебники отдают эту четвертину деньгами. Кто не может деньгами – отдает провиантом или иными товарами. Все эти бумаги с обязательствами на будущий год стекаются весной в монастырь, и за лето все уговоренное скрупулёзно подсчитывается, переписывается и вносится в амбарные книги. На каждого заявителя готовится патент. После подсчетов составляются списки того, что нужно будет докупить на зимний период, и на сколько из этого хватит полученных податей. А осенью, когда заканчивается сезон урожая, к монастырю подтягиваются телеги с добром и податями, которые нужно будет принять, отметить в переписи и выдать патент.
Обычно после выпуска в монастыре остаётся от трех до пяти молодых лекарей, которые едва успевают составить все нужные списки и перечни к осени, но в этот раз всех распустили по уездам, и одного только Абеля оставили в замке до будущей коллегии. Он с раннего утра уходил в тот самый кабинет, где они впервые встретились, и разбирал бумаги. Все полученные весной заявки были сложены в большие ящики, которых Эстер в первый раз не заметила. Два из трех ящиков уже были разобраны. На полках в глубине кабинета были аккуратно разложены готовые патенты. Толстые амбарные книги лежали прямо на полу.
В один из дней Эстер предложила помочь с бумагами и вскоре повелось, что утром они с Имилией и Ксатрой гуляли, после полудня далла уходила в комнату, а Эстер с девочкой помогали в кабинете у травника. Имилия наконец сбросила оцепенение и радостно бегала за бумагами. Больше всего ей нравилось перевешиваться в большой деревянный ящик и выуживать скользкие мятые листочки, которые она относила травнику. Абель зачитывал обязательства. Эстер заносила их в книгу, и после травник выписывал патент, который девочка под его руководством относила на ту или иную полку в глубине кабинета.
Было приятно и легко заниматься этой работой. Абель оказался интересным собеседником: увлеченным и начитанным. Но каждое утро, когда Эстер забирала девочку, и каждый вечер, когда отводила ее обратно, изможденная худая женщина немым укором давила на совесть, вынуждая принять какое-то решение. Несколько раз Эстер почти открылась Тамашу во время их ночных поисков, но что-то всякий раз ее удерживало. И она снова отпускала ситуацию на самотек. И чем дольше это продолжалось, тем сильнее Эстер мучилась сомнениями, которые только усугублялись от того, что не с кем было поделиться.