Это что-то вспышками из ниоткуда прорывалось внутри. Той страшной, наполненной болью ночью в Озеровке, тем утром в школе и потом ещё много дней.
Сейчас оно было здесь, наполняло весь класс и не давало начать писать. Оно существовало долгие годы, даже века до её рождения и до того, как появились на свет её мама и бабушка. Но ей было всего лишь десять лет – хотя и её соперникам тоже. Учительница отправила сюда её, а значит, верила; но почему и зачем?
Оставалось двадцать минут до конца олимпиады, только и шуршали по бумаге чужие шариковые ручки. Аня посмотрела в окно. Сначала вдаль, на серую пятиэтажку напротив, а потом ближе – на ветви дерева, росшего у окна. На одной из них сидела, покачиваясь, ворона. Разве что издалека не было видно её глаз, да и Аня чувствовала себя совсем не так, как в тот день, когда впервые её заметила и потом на уроке православной культуры потеряла над собой контроль.
Бояться не нужно – давило на голову то, что наполняло весь класс. Бери – говорило то, что было здесь, вокруг, и стояло за буквами и словами.
Но как это взять? Четвёртый класс – даже не середина школы. Когда-нибудь она вырастет, узнает много, окончит школу и институт, станет по-настоящему умной и узнает как. Но сейчас она просто не может. Наверное, другие знают лучше, а учительница, назвав её первой, просто ошиблась. Взрослые ведь и вправду знают не всё.
Ворона вспорхнула с ветки. Блестя чёрными крыльями, она сделала круг и села у окна. Стукнула клювом в стекло, и стали хорошо видны такие же чёрные, как и крылья, глаза-бусинки.
Не думай и просто бери. Твоё – пульсировало в голове.
Незнакомая учительница, наблюдавшая за участниками олимпиады, и остальные заметили ворону и зашушукались. Аня, наоборот, забыла про неё и начала выводить на двойном листке буквы, слова, предложения.
Но это было не то, чего она хотела. Это были всего лишь буквы. А то, что нельзя было выразить словами, так и висело над ней. Висело оно и тогда, когда Аня разгладила исписанный двойной листок, встала с места и пошла к учительскому столу.
«Так быстро? – спросила наблюдательница, взяв листок в руки. – Может, ещё подумаешь?»
Думать было больше не о чем и писать тоже нечего. Взять это всё равно было невозможно. Хотя бы пока.
Но и отделаться от этого Аня тоже не могла: теперь оно было везде. Случайно услышанные чужие слова будто дёргали за нить, крепившуюся к чему-то в голове, и опять начинало мутить. Нить уводила туда, где Аня ещё не бывала, к тому, чего она ещё не видела и пока не могла понять. Аня села на скамейку в раздевалке, накинула ветровку прямо не снимая рюкзака и стала ждать, надеясь привыкнуть.