Новенькая вышла из класса одной из последних, уже после звонка.
– Ну чего, пойдём? – спросила она.
Аня встала и молча кивнула. Вместе они пошли к новенькой в гости, как и договаривались: тут было недалеко. Шли и ели сухарики из ларька – желудок теперь не беспокоил, и было можно. Говорили про олимпиаду: новенькой задания показались несложными. Может быть, другие могут взять своё, а Аня нет?
Пройдя сквозь лежащий в низине частный сектор, через берёзовую рощу, и аккуратно, как говорили им взрослые, преодолев железнодорожный переезд, они добрались до своего микрорайона. Эти дома построили тут, ещё когда только родилась мама, и теперь они стояли, напоминая всем, что такая эпоха была. И жили в ней по-другому – совсем другие, наверное, люди, не такие как сейчас, и было перед этими людьми за что-то немного совестно.
Дом новенькой смотрел на заросшее кустами побережье, откуда тянуло сыростью, а вот в подъезде запахло мусоропроводом. Притаившийся в углу у лифта большой паук быстро уполз, когда открылись двери. Аня с новенькой зашли внутрь, и пол даже под их весом качнулся, а потом они поехали наверх, мимо всех, кто жил на каждом этаже, в каждом крыле и в каждой квартире. От них к Ане всюду тянулись те самые еле видимые нити.
Сердце новенькой билось совсем рядом, отстукивая слова, которые просили их расшифровать, и Аня затаила дыхание. Восьмой этаж – говорило сердце.
Выйдя из лифта, новенькая открыла железную дверь. Аня шагнула за ней в узкий, как змея, коридор, а нити всё тянулись и тянулись следом. Триста двадцать шесть – продолжало биться сердце новенькой, а Анино вспыхнуло: берегись.
Она остановилась, глядя на то, как новенькая подходит к двери, медленно достаёт из дальнего кармана ключ и проворачивает его в замке.
– Ты идёшь?
Аня шагнула вперёд, подошла ко входу, и в глаза ей хлестнул крестик над дверным проёмом. Вмиг оборвались десятки нитей, так аккуратно тянувшихся за ней до того, и подкатил к горлу кислый комок.
Сгинь. Сгинь. Сгинь.
Никуда не укрыться – годами, веками, грозою ли стать или словом, псом или вороной.
Аня бросилась обратно, только и услышав вслед непонимающее: «Дура». С новенькой они больше никогда не разговаривали.
* * *
– Ты чего так рано? – спросила мама, открыв дверь, и добавила, когда шагнула в сторону: – И чего такая растрёпанная?