Вскоре он перестал отвечать на мои звонки в течение дня. Наши встречи переросли в выяснение отношений – кто, почему, когда?
– Он давал вам повод для ревности? – решила я задать вопрос.
Девушка всхлипнула и сжала губы.
– Не знаю… нет, – произнесла она наконец.
– Так что же вас так мучило?
– Моя одержимость.
– Это страшно.
Она посмотрела на меня потемневшим взглядом, и мне стало не по себе.
– Что же вы надеялись получить от своей ревности?
– Вы думаете, я не понимала, что ужасно себя веду? Понимала. Но не могла остановиться. Смотрите, – она схватила себя за волосы, – у меня были длинные волосы. Он их обожал, любил расчесывать щеткой… Во время очередной ссоры я схватила ножницы и сама отрезала их… чтобы сделать ему хоть немного больно. Я помню его взгляд – это было началом конца.
Слезы потекли по ее высоким скулам, подбородок задрожал, и вряд ли можно было найти слова, которые смогли бы ее хоть как-то успокоить.
Мимо нас прогуливались две женщины, они оживленно беседовали, ведя перед собой своих малышек. Одна из них вдруг остановилась перед нами. Ее лицо выражало одновременно и удивление, и сочувствие. Она подошла к нашей скамье и протянула плачущей девушке маленькую фигурку плюшевого мишки.
– Не плачь, – сказала она и, вложив свой дар в руки смущенной девушки, убежала, унося с собой запах чистоты и детского шампуня.
Девушка, казалось, с интересом рассматривала игрушку.
– Добрая девочка. У меня тоже могла быть такая малышка, – произнесла она несколько минут спустя, – но я от нее избавилась.
Я не расслышала в ее словах ни одной нотки сожаления.
– Зачем вы это сделали?
Не знаю, что я надеялась услышать от нее. Может, слова раскаяния или оправдания? Может, я хотела услышать рассказ о том, как ее парень заставил сделать аборт? Но только не то, что я услышала.
– Я не желала ребенка, он отдалил бы нас. Я не хотела делить его любовь ни с кем. Даже с ребенком.
– Вы сказали ему об… этом?
– Нет, какой смысл.
– А матери? У вас ведь есть мать?
– Нет у меня матери. Она рано умерла.
– А отец?
– Отец умер через два года после смерти мамы.
– Боже мой, – это было все, что я смогла вымолвить. Жалость сдавила мне горло. – Сколько же вам было лет?
– Одиннадцать. – Было заметно, что девушке неприятны непрошенные воспоминания. – Меня определили в приют, но я жила в основном с бабушкой. Пока та тоже не умерла… Потом был детский дом, из которого я пару раз сбегала и куда меня неизменно возвращали.