Почему она так быстро сдалась?
Почему совсем не попыталась отстоять своё право на выбор?
Почему даже сейчас, когда она так нужна самой себе, она снова отдает себя другим?
Эти вопросы кричали и добивали её внутри, словно выстрелы в упор.
Мила ещё ниже склонилась над своими записями и теперь уже мечтала только об одном – не разреветься прямо здесь, на глазах всего коллектива, перед боссом, которая никогда не видела Милу плачущей. Да она наверняка даже и не представляет, что Мила на такое способна…
Время застыло, где-то вдалеке глухо звучал воодушевлённый и воодушевляющий голос Изабеллы, где-то наверняка слышались поддакивания коллег – Мила не слышала ничего, кроме своего бешено бьющегося сердца и подступающих, как тошнота, рыданий.
И вдруг среди этого оглушающего мрака Мила услышала – или ей показалось, что она услышала – какую-то знакомую, весёлую (вот уж чего не ожидала!) песню:
В тёмно-синем лесу,
Где трепещут осины,
Где с дубов-колдунов
Облетает листва.
На поляне траву
Зайцы в полночь косили
И при этом напевали
Странные слова.
Мила ухватилась за этот спасительный звук и, как по канату из пропасти, стала вытаскивать себя по нему из состояния предистерики, и вот, когда уже казалось, остался последний рывок на свободу, снова прозвучал резкий голос начальницы:
– Вы сегодня точно в ударе! Это же у вас телефон звонит? Мы долго будем слушать это представление? Вам сегодня правила совсем не писаны?
А песня тем временем в ответ:
А нам всё равно!
А нам всё равно!
Пусть боимся мы волка и сову.
Дело есть у нас
В самый жуткий час
Мы волшебную
Косим трын-траву!
И только тут Мила в ужасе понимает, что эта музыка выпархивает из её кармана, куда она машинально сунула телефон перед собранием. Мила резко вскочила и, барабаня извинения, выбежала из кабинета.
Остановилась она только на лестничной клетке, где были настежь распахнуты окна и где неоновый спертый воздух офиса уступал играющему живому шуму улицы.
Судорожно, дрожащими руками Мила наконец выудила проказник-телефон из кармана и, увидев на экране кривляющееся лицо дочери, Мила вдруг расхохоталась – этим хохотом она и ответила на звонок.
– Мам, это ты? Ты что, плачешь?
В ответ Мила захлебывалась смехом, сквозь который еле просачивалось трясущееся не разобрать что!
Юля наконец догадывается по характерным звукам, что мать не плачет, а смеется – что в общем-то было свойственно Миле, но никак не на работе – и тоже начинает смеяться вместе с ней.