Пфальцграфиня не стала спорить. Утро вечера мудренее. Да и расставаться с любимым не хотелось. Алем казался непозволительно далёким.
— Что экономка? — спросила Наташа.
Знала, что первый допрос проведён, но граф избегал разговоров о нём. Сестру пока не трогали. Она вела себя смирно и безропотно. Не истерила, не плакала, ничего не требовала. Вышивала и молилась. Служанка, приставленная к ней, скрашивала её одиночество.
— Запирается. Говорит, ничего не знает.
— Когда вызовете Эрмелинду на беседу, пригласите меня. Хочу послушать. Как с ней поступят, если её вина будет доказана? Кто будет решать её участь? — девушка с беспокойством смотрела на мужчину.
Вспомнился случай с Агной. Герард — данным ему правом — решил участь баронессы, собираясь сослать её на пожизненный срок в монастырь.
— Будет зависеть от степени злого умысла, — ответил он.
— Может, отправить её в монастырь?
— Сначала проведём дознание, — откинулся Бригахбург на спинку стула. Прислушался.
Слышался слабый протяжный резкий звук, возвестивший, что к воротам замка приближаются гости.
— Сигнальный рожок? — уточнил он. — Ты кого-нибудь ждёшь?
Наташа беспокойно заёрзала:
— Возможно, прибыли нотар с опекуном, — встала она, зябко передёрнув плечами, кутаясь в вязаную шаль.
В кухню вбежал запыхавшийся стражник:
— Хозяйка! У главных ворот конный паланкин с большим отрядом охраны. Именем его величества требуют впустить.
— Пойду встречать, — встал граф. — Не волнуйся, сейчас всё проясним, — склонился он к её руке, целуя, задерживая в ладонях: — Распорядись насчёт покоев и вечери. Кто бы там ни был, гости останутся на ночлег.