Рука легко запорхала над доской. Штрихи и линии ложились словно
сами собой. Григорий пока еще только заканчивал выводить одну
линию, как уже знал, где должна будет лечь другая. Где и как
заштриховать.
Не прошло и пяти минут, как на доске появился набросок довольно
фривольного содержания. И несмотря на то что рисунок выполнен
мелком, в фигурах, слившихся в порыве страсти, легко угадывались
сам Григорий и соседка Любава. Отставив изображение на вытянутую
руку, паренек не без удовольствия окинул взором результат. А потом,
вооружившись тряпицей, махом затер свое художество. От греха
подальше.
У Рудакова в прошлой жизни было множество талантов. Но вот
рисовать он не умел. От слова «совсем». В школе у него всегда
выходили непонятные каракули. Но так как подростком он был видным,
а характера ни разу не гнилого, девчата всегда были готовы
выручить. Чем он беззастенчиво и пользовался. Не сказать, что игра
эта была в одни ворота, но факт остается фактом.
Каково же было удивление Бориса Петровича, когда он вдруг
осознал, что здесь, в этом теле, он умеет рисовать. Не художник,
конечно, но и не криворукий какой. На этой волне он так увлекся,
что хватался за карандаш при всякой возможности. Когда же от отца
досталось за то, что переводит дорогую бумагу и карандаши на
какое-то безобразие, парень смастерил себе эту доску.
И результат не заставил себя ждать. С каждым разом у него
выходило все лучше и лучше. Григорий сам чувствовал, как быстро
прогрессирует, а оттого загорался еще больше и трудился с полной
отдачей. Шутка сказать, но порой он мог рисовать часами,
засиживаясь до петухов. Правда, только в том случае, если удавалось
раздобыть бумагу. Рисунки карандашом получались более детальными и
радовали глаз. И способствовали его росту.
Баловство? Ну да. Так оно и есть. Да только поделать с собой он
ничего не мог. Нравилось ему рисовать, и все тут. Поставленная
перед собой цель и неуклонное движение к ней — это замечательно. Но
ведь хочется и чего-то для души.
Подхватив сумку, парень сбежал по лестнице, как заправский моряк
по трапу, и выскочил во двор. Осмотрелся. Младшего брата не видно.
Колька-сосед уже стоит у калитки и недовольно разводит руками, мол,
ну чего ты тянешь.
— Петька, ты где?
— Да иду я, — недовольно пробурчал младший.