– Ну озабоченный это, мягко говоря, про другое.
– Мягко говоря, лейтенант, это вообще не про тебя…
– Я попытался дешифровать.
– Ну, не томи поручик, с корабля на бал, бляха-Цокотуха, дешифровщик нашёлся…– секунду прослушав в трубку смешки, хотела уже матюгнуться, но Зотов упредил:
– На смеси жемайтского диалекта, белорусского, русского.
– Чего-о? – Римма шумно выдохнула. Зотов выждал.
– Я отправил на экспертизу в почерковедческий отдел, ну это, взял на себя, так сказать…
– Чую, на мое место метишь, взял он на себя, давай уже, ближе к телу, – Римма даже не замечала, что строчит как из пулемета жаргонизмами – смесью слов из фени и рабочих шуточек. Она – дочь мента, внучка нквдшника, правнучка городового. Иначе она даже думать не могла, не то что разговаривать.
– И знакомому историку показал.
– Соловей, лето кончилось, осень, хорош петь, ну-у-у…
– Писала женщина, по фразеологическими… Хм…
– Ты щас выдержал паузу, чтоб меня к когтю прижать, типа, Киборг щас должна спросить че это, да?
– Нет, к-хм, ну это… В общем, так писали в XIV-XVII веках. Очень грамотные люди. На территории Княжества Литовского. А тогда в него входили кое-какие и наши территории.
– То есть, ты хочешь сказать, что бумага была в средние века? Ее ты, конечно, не отдал на экспертизу? Отпечатки там проверить? Уже сам все заляпал, верно понимаю?
В трубке повисло молчание.
– Письмо кому-то адресовано, Пинкертон долбаный?
– Да. Вам. Без фамилии. И приписано: «Из дома Фёклы по отцу Тимофеевой».
– А штампики-то, штампики глянь?! На конверте.
– А-а-у-э, нет их.
– В конверте че есть еще, клювом поводи?
– Да, нашёл! Шелуха как от тыквенных семечек, что ли
– Ладно, приеду, вручу тебе медаль с закруткой на спине. Похоже, вырисовывается цветочек аленький. Отправь, на химико-биологическую, скажи, срочно. Я приказала.
***
Римма заскочила домой перед возвращением в деревню. Заварила в керамическом чайнике лавандовый чай, вышла с чашкой на застекленную лоджию. Оттолкнула пластиковую створку и вдохнула вечерний переспелый воздух. С двадцать пятого этажа были видны лишь макушки малоэтажек и россыпь домиков частного сектора, будто Творец раскидал зерно для небесных курей. Брызнуло гуашью аметистового колера светило по крышам, выстрелило сквозь угрюмые тучи цветом физалиса, погладило нежно лучом щеку Риммы, скользнув по стеклу, исчезло. Отправилось на ночной покой. И тут же из-за туч показалась седая луна. Римма допила чай, закрыла окно, и достала колоду карт.