Кромвель прыгает мне на колени, и мне приходится держать его, поскольку он заприметил противника. Я глажу его по носу.
– Он единственный из моих парней знал маму. – Шершавый язычок моего кота любовно лижет мне пальцы. – Знаешь, – усмехаюсь я, но не потому, что мне смешно, вовсе нет, – по-моему, он плакал не меньше меня, когда она умерла. Он просыпался около полудня и менял обе наши подушки, потому что они были насквозь мокрые от слез. Мы целыми днями просто лежали в обнимку и молчали; никто не хотел ни разговаривать, ни чтобы с ним разговаривали. Я никогда не любила его сильнее, чем в те месяцы, – я резко смахиваю слезу со щеки, – наверное, потому что мне не приходилось выслушивать весь этот бред, который он обычно несет своим тупым ртом.
Я встаю, и Кромвель спрыгивает у меня с колен.
– В любом случае мне есть о чем подумать, кроме него. – Я подбираю историческую книгу, которая лежала открытой на столе в патио. На обложке красуется военный корабль с жуткой женщиной у штурвала. Ее вьющиеся от морской соли волосы выбиваются из-под кожаной треуголки. – Читать про женщин-пиратов намного интереснее, чем напоминать себе, что за три прошедших дня один гвардеец наблюдал, как я в очередной раз попадаю в идиотскую ситуацию, чаще, чем я покидала Тауэр на этой неделе.
Шестой раз за день имя Брэна высвечивается у меня в телефоне, сопровождаемое противной вибрацией (телефон дребезжит, как пневматическая дрель, у меня по столу). Я беру его только для того, чтобы закатить глаза и выключить. Вооружившись ручкой и стикерами, я запрыгиваю обратно в постель, занимая свое обычное для выходных дней положение.
Через несколько часов я дочитываю книгу и захлопываю ее. Из-за множества моих пометок в ней теперь добавилась как минимум тысяча слов и она стала вдвое толще. Руку у меня сводит судорогой, и я решаю наконец выйти из комнаты.
– Ты в порядке, детка? – Отец приветствует меня, пока я мнусь в дверях гостиной. – Принести тебе чего-нибудь? Хочешь, выпьем чаю? – Он собирается встать, но я кладу руку ему на плечо и останавливаю его.
– Все нормально, я сейчас чего-нибудь быстренько перекушу. – Он снова опускается на место и грустно мне улыбается.
– Хорошо, милая. Ты только смотри, кушай хорошо, ладно? – Я киваю и иду на кухню. Набрав полные руки разнообразных закусок, я спускаюсь на один пролет и сажусь в комнате, которую считаю маминой.