– Да-да, конечно, мне тоже. Билеты сами себя не продадут. И не уверена, что наш добрый старый король Чарли будет доволен, если его драгоценности украдут из-за того, что один из гвардейцев распивал горячий шоколад в парке. Спасибо тебе еще раз, Фредди.
Он убирает кудри под фуражку, встает по стойке смирно и коротко кивает.
– Когда настанет время, я приду и найду тебя.
И снова подмигивает. Я слегка усмехаюсь и качаю головой, а он уходит, чеканя шаг и не оглядываясь.
Возвращаться на работу мне почти физически больно. Я заранее боюсь всего, что скажут Энди с Самантой, да и Кевин тоже, без сомнения. По крайней мере, моя глупенькая жизнь их развлекает.
Я достаю из кармана телефон и поверяю сообщения. Помимо Брэна, единственная цепочка сообщений – с мамой. Ну, не уверена, конечно, что это можно назвать полноценным диалогом. Голубые облачка, в которых мои собственные слова все расположены слева, одно под другим, никогда не прерываются ответами, хотя я отматываю месяцы и месяцы назад. Мама не может мне ответить; я отлично это знаю. Но когда она только умерла, самым тяжелым в ту пору было продолжать жить и делать все то, что мы часами обсуждали, и больше не иметь возможности рассказать ей об этом. Поэтому я так и не остановилась. Каждый раз, когда я ловлю себя на мысли «надо сказать об этом маме», я так и делаю. Иногда это просто фотография Кромвеля – какая-нибудь особенно милая, или когда он хулиганит, иногда – строчки и строчки бессвязных мыслей.
Именно в такие моменты я понимаю, как сильно по ней скучаю. Колесить по стране, следуя за отцом по военным базам, значило, что мы всегда были вдвоем – только я и она; мы были лучшими подругами, и это было почти идеально. У нас не было запретных тем, и она узнавала практически обо всех моих секретах еще до меня самой. Она была моей темноволосой версией во всем, и я на самом деле не понимаю, кто я без нее. Без нее я чувствую себя так, словно кричу в лицо миру, который не может или не хочет меня услышать.
В последние недели, вплоть до сегодняшнего дня, с ее безответным телефоном я и общалась больше всего. Люси и Кромвель не в счет, разумеется. С тех пор как мы потеряли маму, наши отношения с отцом изменились, и мы в основном придерживаемся «безопасных» тем типа телепрограммы. С остальными же я поддерживаю светскую беседу, самым приятным – отвечаю на несколько вопросов о работе, но на том разговор и кончается, так толком и не начавшись. Меня буквально каждый день окружают тысячи людей, и все же я совершенно одна.