Дорогой пилигрима - страница 13

Шрифт
Интервал


Немного покряхтев, Тимофей откинул рукой тяжёлое ватное одеяло к стенке и, кое‐как приподнявшись, сел на край кровати. Непонятная тяжесть и лёгкое головокружение буквально тянули его снова в постель; с большим усилием он встал и, опираясь правой рукой на хромированную дужку кровати, подошёл к своим вещам, лежащим тут же на стуле. Надев старенькие, штопаные штаны прямо на кальсоны и накинув ватную телогрейку без рукавов на нижнюю рубаху, он медленно, пошатываясь из стороны в сторону, побрёл на кухню. Оглядевшись на кухне, он взял с полки кисет с махоркой и тяжело опустился на табуретку у окна.

Отодвинув цветную ситцевую занавеску, он посмотрел на улицу через запотевшие стёкла двойных рам; на скворечнике, прибитом к длинному увесистому берёзовому шесту, он увидел трёх скворцов. Сидя на шестке, словно специально для него они громко выводили весенние рулады: пение соловьем прерывалось кукареканьем, собачьим лаем и звуками, похожими на мычание коровы. Не видя скворцов, можно было подумать, что во дворе находится целый скотный двор.

– Ну бестии, ну дают! – не то с удивлением, не то с восторгом проговорил Тимофей. – Ишь как радуются весне. Да и как ей не радоваться, новой‐то жизни. Слава богу! Худо-бедно зиму пережили. Чего уж там.

В этот момент Тимофей подумал о том, что увидеть первых скворцов в нечётном количестве, а проще говоря, без пары, – примета плохая, в народе бытует мнение, что весь год будешь один.

– Ишь ты, как распелись! – продолжал восхищаться Тимофей, глядя на скворцов. – Прямо как симфония.

– Да мне что, я сам по себе, – вдруг неожиданно проговорил Тимофей не то себе, не то кому‐то.

– Мне ведь уже никого и не нужно. Хватит уже – намаялси.

Держа закрутку, он взял лежащий на столе коробок и, испытывая удовлетворение от зажжённой им спички, прикурил. Не прошло и минуты, как едкий дым махорки, словно утренний туман, наполнил всю избу. Расплываясь белым прозрачным облаком, дым подымался к деревянному потолку, покрашенному белой известью, и словно по волшебству исчезал, растворяясь в невидимых для глаза щелях.

Выкурив не спеша самокрутку, Тимофей подошёл к умывальнику, привычно погладил свою небольшую бороду и, умывшись, проговорил:

– Ну Матрена-ядрёна! Надо идти на улицу да посмотреть, что там ноне за погода. Ох, дел‐то нынче невпроворот, вот ведь как всё бежит, всё течёт.