Вот и вся сцена, весь ужас окопной войны примерно за пять минут. Ужас, но и не только. Что же здесь не только ужасает, но еще и обескураживает? Часы. Четкий временной расчет. Такой временной расчет был в Первую мировую принципиальным моментом окопной войны. Время обстрела нужно было рассчитывать вплоть до секунды – так снаряды, по крайней мере в теории, будут разрываться непосредственно перед наступающими солдатами, расчищая им путь сквозь ряды неприятеля, но не заденут при этом своих. На практике, разумеется, была куча случаев, когда расчеты давали сбой – с катастрофическими последствиями. Но если не придираться к ошибкам, эта война строилась на временном расчете. Четком расчете.
Чувство от этого факта – примерно такое, как если бы человек попал в ад и обнаружил, что там над озерами серы и пламени ходят трамвайчики – причем по неукоснительно точному расписанию.
Говорят, что мужчина, который на момент битвы при Вердене командовал немецкими силами, – а звали его Эрих Георг Себастьян Антон фон Фалькенхайн – вступил в сражение с четким (вот и опять это слово, «четкий») намерением устроить битву на истощение. Иначе говоря, в этой битве он не стремился ни выиграть, ни проиграть. Вместо этого он хотел создать такую ситуацию, чтобы было как можно больше смертей. Хотел заставить французскую армию истечь кровью. Вероятно, он понимал, что какой-то кровью поплатится и его армия тоже. Так уж устроены битвы. Фалькенхайн, конечно, надеялся, что за счет тактического превосходства ему удастся пролить больше крови, нежели потерять.
Но сам этот факт, что Верден был спланирован именно с целью заставить врага истечь кровью, делает эту битву чем-то беспрецедентным даже по меркам Первой мировой – войны, в которой поразительно жестокие, опустошительные и зловещие битвы шли вообще сплошняком. Под Верденом стало внезапно явным одно обстоятельство, которое в прежних сражениях в Первую мировую было лишь имплицитным – тайным, если угодно. Под Верденом война обратилась в машину для убийств и таковой себя осознала. В отличие от более ранних битв в Первую мировую, которые были машинами для убийств по факту, Верден как машина для убийств был именно сконструирован. Тут можно лишь строить домыслы, но нетрудно представить, что если бы сконструированная им под Верденом машина для убийств всосала и порешила затем все население Франции целиком, то это, с точки зрения Фалькенхайна, было бы эффективно и здорово. В реальных условиях это, конечно, было недостижимо. Чтобы в одной битве убили вообще всех – такого не бывает. Но как же сама идея – идея единственной битвы, в которой убьют вообще всех, каждого из ныне живущих, повсюду? Не бродила ли где-нибудь в педантичном мозгу пруссака Фалькенхайна идея той битвы, где убьют вообще всех, – битвы, которая будет действительно и по правде совершеннейшей и обстоятельнейшей из всех спланированных когда-либо, в которой в итоге умрут вообще все? Короче, чего бы там Фалькенхайн ни пытался устроить конкретно, народу он угробил порядочно.