Жила бабушка недалеко от пруда с плотным песчаным дном. Рядышком журчит, петляя, речка Барнаулка. Густой сосновый лес на берегах пруда манит прохладой в летнюю жару. С утра я и сёстры собирались идти купаться, отпрашивались у дедов, канючили. Баба Аня отговаривала нас, волновалась. Дед Вася говорил: «Аннушка, пусть идут уже. Суетня. Не отстанут ведь», – и махнув рукой на нас: «Ну смотрите, если потонете, то домой не приходите!»
Купались долго и притомившись расстилали старые застиранные полотенца под ветвями прибрежных ив. В тенёчке валялись на тёплом песке. Соня полежит чуток и уйдёт. Сядет на корточки и разглядывает букашек, подставив макушку и спину с торчащими лопатками под жгучее солнце. Ей всегда интересно знать, куда тащат муравьи соломинку. Переваливаясь на согнутых ногах, как тощая гусыня, скрывается с пляжа в тёмный лес. Муравьи увлекли за собой…
Бывало, что уходили на пруд без разрешения. Страшно возвращаться, попадёт. Осенит блестящая идея – трусы надо высушить, тогда не догадаются, что мы ходили купаться. Наденем трусы на головы, идём – сушим. В кустах, обжигая щиколотки крапивой, натянем на себя подсохшее бельё. Баба Аня спросит: «На пруд ходили?», а мы в ответ: «Нет, гляди» и тянем вверх ситцевые платья, демонстрируя сухие трусы. Потом она нас ругала, отмывая от песка.
В субботу приезжали матери с гостинцами. Вели нас купаться и сами наплававшись вволю лёгкие и босые возвращались неспешно, обласканные солнцем, забросив полотенца на плечи. Вечером взрослые садились за стол во дворе и неспешно вели беседы, пели. Начинала тётка Валя со своей любимой про то, что девушки зачем-то любят красивых. Тянула с тоской, и мне казалось, что она поёт про дядю Витю, с которым ей грустно жить. Как ещё объяснить, что она всегда о нас заботится, а о нём нет? Потом баба Аня говорила: «Давайте Машину любимую споём, про рябину». Они начинали про качающуюся тоскующую рябину. Как же красиво у них получалось, голоса дрожали и поднимались ввысь, прямо к звёздам в синее небо. Мы в сторонке слушали взрослые разговоры, приглушённые голоса, дружный смех и эхом отзывавшиеся в нас песни. Внутри было ощущение прикосновения к большим тайнам и посвящённости в чужие секреты.
Историю жизни Анны и Марии в родне рассказывали часто, я не раз слышала её, но обдумывать начала много позже. Возникали образы от старых снимков, как из тумана проступали лица двух женщин. Они проявлялись, обретали очертания, как на фотографиях, опущенных в лотки с жидкостью под красным фонарём. В воображении слышались голоса. Бабушки-сёстры становились живыми, словно стоящими рядом со мной. Вижу, как наяву картины чужого прошлого, когда путешествовала в тех местах, где они были. Волнения собственной жизни принесли понимание поступков и желаний ушедших. Когда мне плохо или хорошо, в страхе, тревоге, в удаче и радости обращаюсь к ним: «Род мой, предки, помогите. Защитите меня и детей моих. Покажите путь, успокойте, дайте сил. Всех вас поминаю – Анна, Мария, Михаил, Владимир, Катерина, Василий, Пётр…»