– Нэдзуми[10], – вздрогнула Окада.
Она резко отвернулась, а вот Эмири не успела и потому увидела, как ёкаи начали грызть обескровленные тела. Почувствовав, как свело желудок, Эмири все же поспешно отвела взгляд.
– И что нам теперь делать? – тяжело дыша, спросил Ватару. В его глазах плескалась паника, но в остальном держался он более-менее спокойно. – Мы же не сможем каждый раз угадывать!
– По идее, нам и не надо угадывать… – пожал плечами Хираи, но его перебила Окада:
– А вдруг здесь тоже опасно? – Она посмотрела на два дерева, что росли рядом. На них не было скелетов, и ветви не двигались. По крайней мере, пока.
– Подожди, ты о чем? – Эмири с интересом обратилась к Хираи. – Не надо угадывать?
– Головоломка в начале кайдана, – снисходительно пояснил Хираи. – Она – миниатюра этого места.
Окада удивленно распахнула глаза, болезненный мужчина нахмурился, а Ватару озадаченно открыл рот, но так ни о чем и не спросил.
– А, да, – кивнула Эмири. Она наконец поняла, что не давало ей покоя. – Десять опасных мест. А в той головоломке было десять отверстий, куда мог упасть шарик. И перегородки в виде иероглифа «смерть». Наверняка крепостные стены здесь повторяют этот рисунок.
– Хоть кто-то, кроме меня, что-то соображает, – фыркнул Хираи, но его слова проигнорировали.
– То есть мы… как тот шарик, – задумчиво протянула Окада. – И упасть в дыру – это смерть.
– На доске их было десять, – повторил Хираи. – Я вспомнил. Когда я проиграл, шарик упал почти сразу после старта. Дно головоломки было расчерчено квадратами, помните? И первая дыра была во втором квадрате.
– Вспомнить бы, где остальные… – хмуро протянул мужчина со шрамами.
Окада нахмурилась, вспоминая, а потом сказала:
– Я ведь тоже играла. Следующая дыра, кажется, через два квадрата, на пятом.
– Нет, на шестом, – отозвалась Эмири. Напряжение внутри упало почти до нуля.
Хираи, вскинув бровь, с подозрением посмотрел на Эмири:
– Ты так уверена?
– Абсолютно. – Эмири пожала плечами. – Я помню всю доску.
– Всю? – не поверил Ватару. – Ты даже не играла.
– Но я ее рассмотрела, – бросила Эмири. Ватару раздражал ее больше остальных. Он сам напоминал нэдзуми. Не внешне – как-то на уровне восприятия. – Я помню ее так, как будто вижу перед собой. Точнее, я могу представить ее и рассмотреть.
Окада удивленно посмотрела на Эмири: