Впереди ждал Второй Слог.
Чёрный Рыцарь был на шаг ближе к завершению своей миссии.
В то время как верные ему Браан-ву терзали людскую плоть, он пробирался вглубь особняка. Локселлус ожидал встретить на пути самых разных противников, но никак не мать семейства, вооружённую расписным канделябром. Женщина отказалась прятаться. Она бросилась навстречу опасности, выкрикивая слова проклятья, и едва успела ощутить дивный воинственный раж, ибо ей пришлось отпустить его, оказавшись в мёртвой хватке Обугленного Пасынка. Своей рукой он сломал ей шею, не проявив ни знака человеческого сочувствия. Старший Вал’Гавсми даже не обратил внимания, как жизнь покинула глаза бедняжки, как её душа шагнула за горизонт событий и растворилась в нём. Брезгливо отбросив тело прочь, он преодолел первую ступень высокой, застеленной роскошными коврами лестницы, что рисовала картину жизни тех, для кого сорить монетой в порядке
вещей. Все эти позолоченные люстры с десятками свечей, эти скульптуры членов семьи в полный рост на каждом шагу и пафосные картины известных художников…
Всё это должно было сгореть. Сегодня.
– За что?! Что мы тебе сделали?! – кричал старший из сыновей Погавер.
Со второго этажа он наблюдал за тёмной фигурой Локселлуса, медленно поднимающегося к нему.
– Отец твой не сказал тебе, Ходри из зелёного круга?
– Не сказал что?! – спросил тот, с трудом не отводя взгляд.
Своими красными очами Чёрный Рыцарь будто прожигал душу парня насквозь.
Только их, полные противоречий, страсти и ненависти, мог видеть Ходри, коему не так давно исполнилось восемнадцать. Он держал свои щит и меч наготове, пусть и знал, что жизнь его вот-вот оборвётся. Но у него было несколько заветных секунд, чтобы выведать правду. Чтобы добиться ответа от того, кто скрывал свой лик в тенях забрала гротескного шлема с бивнями.
– Зачем ты пришёл?!
– Семья ваша помазана ересью великой. Она причастна к гибели Граате-Корру и нужен мне слог ереси той, дабы вновь привнести её в мир. Ходри, знать ты должен…
Неторопливым шагом Обугленный Пасынок преодолевал последние ступени, покуда здание за его спиной пылало . Под гнётом жара оконные стёкла с треском лопались одно за одним, а шторы нисходили до пепла, усиливая влияние стихии. Она уже подбиралась к лестнице, пожирала перила и ковры, точно змей, одержимый идеей траектории, понятной только ему самому.