Почему, за что и по какой причине баклан стал сленговой единицей криминального жаргона, не понятно. Первое неорнитологическое упоминание баклана существует в рассказе Короленко «Убивец». С тех пор под бакланом понимают молодого глуповатого представителя криминального мира.
Бакланы подкупили меня на Байкале. Уничтоженные полностью в первой половине прошлого века, они были завезены одним профессором в количестве шести пар и теперь существуют армадой в 40 тысяч. Их не любят. Зато у них есть свой остров, который так и называется – Бакланий. Он утыкан, как будто обгорелыми спичками, куда бы ты ни ехал, стволами деревьев, обожжённых пометом. Остров – как будто уродливая голова с шевелюрой брюнета, так он и смотрится издалека. Чистый портрет баклана человеческого.
Легко нафантазировать, как это водится на Байкале, скоплении чудес, что у баклана есть своя родина, обетованная твердь, и любому баклану в мире, будь он где, надо побывать на Байкале. Иначе какой же ты баклан?
Опять забыл. Снова силюсь я вспомнить Байкал. Только что напомнили про баргузин – уже автомобильный бренд, а изначально – восточный ветер середины озера, усиливающийся в сентябре.
На Байкале нет эротического вида бикини, заливаемых в сети, ландшафтов, располагающих к коктейлям, романтических встреч здесь тоже не ищут. Есть подспудный страх, что за твою голую задницу в священных местах еще и от шаманов прилетит. Опасаются. Байкал не про это, и одновременно он непостижимо ни о чём, как и все существенно планетарное.
Баклан по жизни обижен…
Чайка – это красиво, баклан – это смешно. У чайки есть голос, у баклана – только сиплое хрюканье. Чайка рвётся в небо, баклан летает слабо, он ныряет, и его охотничье мастерство скрыто от глаз. Чайка связует стихии, баклан – завхоз нижних этажей, и у него почти есть жабры. Чайка – это Чехов, баклан – это рандомный шансонье. Чайка свободна, баклан перемещается в мрачной чёрной цепи. Чайку любят, баклана – нет. Чайка – это море, баклан вроде тоже, но про чайку всё-таки поют.
Тихон зашёл в зал, обернулся – басист Куби и барабанщик Айдер уже играли. В заведении за столиками, как всегда, четверть своих. Самый заметный, Куби, в тельняшке на контрабасе с сардонической улыбкой клал неровные, но живые ноты. Куби не надо правильно играть – играет за него весь его образ. Сейчас Куби ненавидит Тихона за его опоздания – подводит пацанов. Айдер не то чтобы не ненавидит, но он знает, что право злиться на Тихона – это прерогатива Куби. Они старые друзья. Тихон – джанки, а Куби – ответственный токсикоман.