– А что, у этого корабля и правда нет имени? – выдохнув, спросил я.
В ответ раздался лишь скрип ремней-стабилизаторов. Я вывернул шею так, чтобы глянуть на остальных в маленькой каюте: Бенни с закрытыми глазами прислонился спиной и затылком к стене, Квинт маленькими побелевшими ручками вцепилась в стабилизатор, а Лия, оседлав скамью, разложила на ней детали разобранной пушки и протирала их.
– Ну так что, – повторил я, – как он называется?
– У него нет имени, – ответила Квинт.
– Неужели?
Я повернулся обратно к иллюминатору: пора было подстраиваться под вращение корабля, чтобы нашу «Гадюку» не шарахнуло о его борт, а нас не измельчило, как сыр на терке.
– Наверное, когда-то было. У каждой важной вещи есть имя.
«Гадюку» тряхнуло: ну да, я действительно поторопился сменить наклон. Но управлять кораблем – это как говорить на чужом языке. Есть строгие правила, которым надо следовать, чтобы не ошибаться в грамматике, но, если уловить суть, начнешь говорить «с лету», и тебя отлично поймут.
– Я знал девочку, которая удочерила камень, – сказал я, – и нарисовала на нем глазки. Знаете, как назвала?
– И как же? – Судя по тону, Лия ожидала концовки, что по кульминации будет равна взрыву мины.
– Роксаной.
– Будь любезен, завязывай с именами и удели внимание стыковке, – велела Квинт.
Соприкосновение с древним судном было самой опасной частью полета. Если я слишком сильно сброшу скорость или, наоборот, прибавлю, мы не зафиксируемся четко и плотно. Корабль будет «козлить», а в космосе это отнюдь не такая безопасная забава, как, например, в гравитационном колодце. Здесь это вызовет повреждения корпуса, утечку воздуха и неминуемую гибель. Наверное, поэтому Квинт так нервничала. Совершенно зря: это же не сверхсветовой прыжок. Я вел корабль, контролировал его движение. И был хорош в этом деле.
Мы подошли еще ближе, я нажал рычаг, и «Гадюка» выпустила манипуляторы захвата, разжимающиеся, словно когти. В иллюминатор было видно только широкую плоскую поверхность корпуса – изъеденную солнечным ветром и побитую космическим мусором. За тысячу лет обшивка успела прохудиться, сквозь пробоины виднелись внутренние перегородки и элементы каркаса. Древняя и мощная машина, которую бросили здесь тысячу лет назад. У этого корабля должно было быть имя, хоть никто из ныне живущих, наверное, его не помнит.