– Тонь, а где твои вещи?
– За твоим сидением. Ты не дотянулся.
Я обернулся насколько мог и краем глаза увидел-таки сумку, лежавшую позади моего сидения. Не очень большую, насколько мог разглядеть.
– У тебя одна сумка?
– Довольствуюсь малым.
Я ничего уже не ответил. Сполз, уткнулся коленями в бардачок и безучастно пялился в окно на бесконечное поле подсолнухов, смешавшееся вскоре в сплошное желтое пятно, растекшееся до самого горизонта, все время, пока из транса меня не выдернул звук пришедшего на телефон сообщения.
Отвечал всем развернуто, но сухо. Сказал, что устал и хочу отдохнуть. А чувствовал себя последним на свете идиотом.
– Может, ты хоть фамилию скажешь свою? – спросил я потом. Так, лишь бы разбавить тишину. А сам даже не повернулся.
– Цветкова, – чуть подумав, ответила она.
– Это ты сейчас придумала? – пошутил было я.
А Тоня бросила на меня мутный оценивающий взгляд и сказала:
– Тогда Рубинова.
Я не смотрел на Тоню до самой остановки.
Мы вышли на одной из заправок, что находилась практически напротив моей деревни – дома размытым пятном виднелись за бесконечным полем. Тоня приказала выходить, взяла два листа бумаги, две ручки и телефон.
Я шел следом, всматривался в родной пейзаж вдали и не сообразил даже, почему же именно так мы остановились. А теперь-то понимаю, как это умно. Как ненавязчиво меня заставили выбрать.
Эта заправка совершенно не была похожа на нашу: намного больше столиков, чище и светлее. Тоня купила пятилитровку воды и поставила ее рядом с собой на диванчик. Я сидел напротив и ждал.
Тоня порылась в телефоне, кивнула в сторону листков:
– Бери лист и ручку, записывай.
– Ладно, капитан. Диктуйте…
Тоня, кажется, даже улыбнулась. Но так по-своему, что это вполне мог быть и спазм зубной боли.
– Я, имя, фамилия и отчество, обязуюсь сопровождать свою спутницу, Антонину Румянцеву, до пункта назначения, в скобках: Москва, а потом – покинуть ее транспортное средство и идти на все четыре стороны. В пути я обещаю не приносить ей хлопот, помогать, если есть такая нужда, и помалкивать, если водитель не в настроении говорить. А также слушать Антонину Румянцеву во всем. Подпись и дата.
«Что ты делаешь? Господи, да зачем? Почему бы просто не наплевать на все и поехать домой? Вон он, за полем. Час ходьбы и ты дома!» – думал я и записывал все, что Тоня диктовала.