– Они и без того волнуются. Не нужно терзать людей, которые тебя любят.
– Тебе не все равно?
– Я вижу, что тебе не все равно.
После того как Тоня, с успехом сыгравшая соучастие, выбросила сигарету на дорогу и закрыла окно, все-таки ответил.
Конечно, я любил маму всем юношеским сердцем, не знавшим еще никакой любви, кроме родительской. Но вот разговаривать с ней по телефону – нет, извольте.
Мама, как и многие ее подружки, совершенно не умела говорить по существу, постоянно барахталась в темах для бесед и тянула время. Я эти телефонные разговоры терпеть не мог, в дороге и по мобильнику – тем более. Но тогда не отвертеться было: все-таки родители волновались.
Я ответил. Мама сразу же забросала меня вопросами, словно снарядами из пушки, а я даже не успел разгрести первую порцию и придумать ответы, как посыпалась новая. Иной раз казалось, что перед мамой ставили секундомер и заставляли прочитать текст в несколько листов на время, хотя, конечно же, никакого измерителя времени перед ней не стояло.
Она начала просить прислать ей фотографию из поезда. Я быстро ответил, что стыдно фотографировать на глазах у других, что, мол, посчитают странным и несамостоятельным. К счастью, мама не настаивала. Но попросила все-таки сфотографироваться, если будет шанс побыть наедине в плацкарте. Что-то мне подсказывало, что такого шанса не будет. Но я пообещал прислать ей фотографию с остановки, если она не случится ночью. И, вроде как, выиграл в поединке лжи. А на душе было все-таки паршиво.
Мама, кажется, успокоилась. Рассказала о какой-то передаче, которую успела посмотреть, о подруге, у которой дочка решила выйти замуж, о соседке, которая утром как-то странно косилась на наш огород, и еще о многом другом. У мамы была невероятная способность – быстро выдумывать темы для разговора, даже не пытаясь сделать вдох или дать мне ответить.
И я слушал, честное слово. Пытался выпутать из маминых слов хоть что-то, что могло бы как-то развеселить меня, не надеясь услышать ничего дельного, но слышал только шум. Я испугался собственной лжи до чертиков, закопался во вранье так, что не представлял, как теперь выпутаться. И надеялся только на то, что обман никак не вскроется, а в интернете найдется подходящая фотография из поезда.
Отец же, который на пару минут отобрал телефон у мамы, как всегда был краток и разговаривал, словно сверяясь с планом. Он спросил о моем самочувствии и поставил первую галочку в списке. Напомнил не забивать голову всякой глупостью и всегда помнить о его советах – вторую и третью. В довесок пригрозил, что, если вдруг буду вести себя плохо у дяди, то мои московские каникулы быстро закончатся. Поставил заключительную галочку и отдал телефон обратно.