– У каждого свой темп. Кто-то начинает быстро, а заканчивает медленно. Кто-то долго топчется на месте, а потом навёрстывает.
– А если это касается смерти? Какие рамки?
Герман увёртываться не стал.
– Считается, что проживание горя продолжается год. Как раз до момента, когда будет годовщина смерти, чтобы с новыми чувствами встретиться с ушедшим.
– Год… Это же так мало. Как я смогу? А их там пять – этих стадий. На отрицание четыре месяца, на всё остальное тоже – двадцать месяцев, почти два года. И это в лучшем случае.
– Мы не знаем, как получится дальше. Может быть, наверстаете? Но, я вам скажу, что цифры – это не главное. Главное то, как вы себя чувствуете.
– Я… честно говоря, уже давно не понимаю как. И не понимаю, как именно хочу себя чувствовать.
– А вы злитесь на Артёма?
– За что? – искренне удивилась она.
– За то, что он так поступил.
Марина Алексеевна нахмурила чёрные брови, её плоское лицо обрело объёмные черты, стало гротескной индонезийской маской со множеством выступающих изрезанных деталей.
– Герман Павлович, не говорите так. Он поступил так, потому что его загнали в угол, за что мне на него злиться?
– И впрямь, – Герман вернулся к своей порции второго, – у всех это по-разному. Если вы понимаете его выбор, то, наверное, это говорит о том, насколько вы на самом деле были связаны. Как много было между вами. Сколько времени вы провели вместе. Это о многом говорит.
– Да. Только толку теперь от этого.
И впрямь. Толку от этого, когда человека нет. Обесценивание. Отрицание. Отрицание не только смерти, но и совместного прошлого. Когда горе прожито до конца, ты приходишь к выходу, что смерть – это грустно, но при жизни вас связывало многое и оно ценно само по себе, но чтобы к этому прийти, чтобы смириться со смертью, нужно пройти долгий путь. Гнев будет, но не сразу. Гнев будет, если Марина Алексеевна позволит ему появиться, сказать себе: «Артём, зачем ты так сделал? Ты хотел, чтобы нам всем было больно?!» Это нормально – дойти до таких вопросов, дойти до того, что поможет высказать свою злость и негодование.
В отличие от Маши, Марина Алексеевна законсервировала себя на линии старта. Боится ведь, что, если двинется, придётся всё менять: и своё отношения, и свои мысли, и даже замершие чувства – а это всегда больно, но так же и закономерно, как и движение звёзд на небосводе. Мы всегда примерно видим три тысячи и эти три тысячи двигаются согласно заданным законам. Так же и люди: двигаются согласно законам, живут согласно им, пусть и отрицают или не замечают, закономерность есть. Она присуща не только живой материи. Так мир строит себя – через правила и законы. Исключения есть, но они – всего лишь исключения, и их не так много.