Никого кроме Герти зловещий призыв не удивляет, скорее приятно будоражит. Каждый зачем-то готовит свою правую руку, а некоторые еще и левую.
– И сегодня честью этой удостоится… – В этот момент его глаза вонзаются особенно больно. – Новоприбывшая!
Все чего-то ждут от нее, но чего именно, она не понимает. Вернее, понимает лишь частично, благодаря кивку пастора на алтарь. Прихожане провожают взглядами украдкой, даже несколько с завистью, нетерпеливо елозя на скамьях.
На алтаре стоит чаша на ножке, обвитая заржавевшем медным змеем, а за алтарем брат Лука уже протягивает руку. Все утро глаза Герти упрямо избегали его, но сейчас бежать им некуда. И вдруг до нее доходит, что в нем отталкивает еще с первого взгляда. Виной тому нечистоплотность, кроющаяся в мелочах: на голове и черной сутане крошки перхоти; волосы отросшие до шеи, цветом темнее от сальности, которая и не сразу заметна из-за их взъерошенности.
Стоит только протянуть ему ладонь, как…
Холод, жжение, резкая боль – лезвие старинного кинжала глубоко рассекло и без того бледную кожу, пустив слабые струи крови.
Лука нещадно сжимает ладонь в холодные тиски своей руки, чтобы выпустить больше. Режет. Его улыбка, обнажающая верхний ряд клыков и еще больше подчеркивающая темные круги под глазами заложенными морщинами, не успокаивает, а делает больнее. Пастор в это время читает молитву, слов из которой не разобрать.
– Хватит, она потеряла много крови, – прерывает пастора шепот.
Герти поворачивает голову и видит рядом с аналоем Йонаса, но очередное болезненное сдавливание возвращает ее к надрезу.
– Позволь я решу, когда хватит. Чаша полупуста, – цедит не намеревающийся давать слабину пастор. Это неправда. Хотя кровь и шла слабо, кровопускатель за короткое время заполнил ее больше, чем наполовину. – Или ты хочешь помочь, брат мой?
Йонас мрачнеет и отступает.
От вида большого количества крови плохеет: сосет под ложечкой и кружит.
Белые огни в темноте. Рога. Окровавленные клыки.
Кровь. Лезвие. Улыбка. Кровь. Тонкие губы. Зубы. Кровь. Синие ноги. Заломанные руки. «Не произноси имя Господа всуе, сестра».
Герти вырывает руку.
– Достаточно, – как кстати, вместе с тем раздается голос рядом. Рука Йонаса лежит на алтаре ладонью кверху.
Брат Лука, в отличие от пастора Еремиаса, недовольства его порыву не демонстрирует, скорее легкую досаду. Он заметил, что Герти вырвала руку до этого самоотверженного жеста, только вот, к несчастью, этого не заметил пастор.