Когда Гадбранд наконец открыл, то увидел своего учителя, пропавшего монаха, спешно удаляющегося по темным коридорам обители. Гадбранд бросился вслед, но учитель словно растворился у двери своей кельи.
Войдя внутрь, ученик не обнаружил монаха. Чтобы удостовериться в этом наверняка, Гадбранд подошел к кровати, а затем к окну. Стояла полная луна, свет от которой падал на пол. Собравшись было уходить, юноша заметил, как что-то сверкает на полу из-под кровати. Опустившись на колени, он увидел рукоять меча, завернутого в плащ и обтянутого кожаными ремнями. Гадбранд вынул меч, поднес его ближе к окну – тот идеально блестел, лезвие практически не затупилось, однако виднелись зазубрины и сколы, говорившие о его боевом прошлом. На конце рукояти был выкован крест, а вдоль виднелась надпись на латыни – Remissa, – что означает «прощенный». Послышался скрип двери. Обернувшись, юноша увидел монаха, тот неодобрительно смотрел в упор.
– Простите! – произнес Гадбранд, склонив голову и протягивая на вытянутых руках меч.
– Что ты чувствуешь, держа его? – Задал вопрос монах.
– Он прекрасен, он будто бы волшебный, я чувствую его силу.
– Это меч моего прадеда, он выковал его в честь своего деда. Фамильная реликвия, передающаяся из поколения в поколение.
Они говорили всю ночь. Монах, который годами скрывал свое имя и хранил молчание, наконец смог открыться. Он говорил без устали, повествуя о своей жизни, о путешествии в далекие земли Иерусалима. Юноша уснул; ему снился песок, живописный оазис посреди пустыни, а также глаза – красивые, чарую-щие своим взглядом будто бы с небес.