– Папа, ты в порядке? – спрашивала она.
– Всё хорошо, доченька, – но голос был натянутый.
Однажды он поднял руку на Надежду. Замахнулся и остановился, осознав.
– Я не понимаю, что со мной, – прошептал. – Война… она всегда во мне.
Море стало его психологом. Он уходил на рассвете, бродил по берегу, говорил с волнами. В один из штормовых дней он чуть не утонул, будто пробуя на вкус границу между жизнью и небытием.
– Я хочу вернуться к себе, – шептал он ветру. – Но не знаю как.
Масяня, которая сначала не подпускала его близко, сейчас часто подходила к нему и сворачивалась клубочком на его груди, будто заполняя пустоту и говоря: "Я с тобой. Ты дома".
Они выживали. Вместе.
Панические атаки настигали Катю внезапно. Удушье, звенящий звук в ушах, невозможность вдохнуть. Надежда поняла: нужен санаторий, врачи, спокойствие.
– Папа, мы ненадолго, – её голос дрожал. – Игорь, присмотри за домом.
Игорь, похожий на актёра Игоря Петренко – усталого, с горькой складкой у рта, кивнул. Масяня жалась к его ногам, чувствуя напряжение.
Шепси встречал июньское марево. Узкие улочки, где каждый камень пропитан солью и воспоминаниями. Море играло бирюзовыми оттенками, равнодушное к человеческим драмам.
В санатории Катя впервые за месяцы почувствовала тишину. Надежда гуляла с ней по парку, держа за руку.
– Мне страшно, мам, – шептала дочь.
– Я тебя от всего защищу, – отвечала Надежда.
А дома Игорь погружался в пропасть.
Сначала был местный клуб "Якорь" – прибежище демобилизованных. Мужики с обожженными войной душами. Водка, истории о боевых товарищах, горькие песни под гитару.
– Война не кончается в момент затишья, – говорил Серёга, бывший связист. – Она внутри.