Старик отвинчивает крышку и блаженно принюхивается. Из термоса поднимается ароматный пар шиповника, цедры лимона и… какой-то заварки, которую он нашел вчера в магазине. Облако пара обволакивает седую голову, оставляя на морщинистом лице тысячу крохотных капелек. В возрасте Геннадия Степановича привычки меняются редко. А он всегда придерживался мнения: либо чай горячий, почти кипяток, либо – не чай.
Шумно прихлебывая из крышки от термоса, старик провожает взглядом каждый опавший лист, смотрит, как клубы пара разносятся слабым ветром. И ежится
С заходом солнца возвращается прохлада. Октябрь же.
«Октябрь… Сколько раз я еще приду сюда, пока не выпал снег? И приду ли вообще?»
Чуть слышный вздох смирения. Наново наполненная крышка термоса. Хлюпанье…
Распахнутые в удивлении глаза. И чай, пролитый на брюки.
– Ох ты боже ж!
Кипяток на коленях привлекает внимание старика на какое-то мгновенье, заставив пару раз хлопнуть по луже, от которой валит пар, пару раз шикнуть – и снова поднять глаза на то, из-за чего он принялся плескаться чаем. Из-за кого.
В каких-то пяти шагах от него – женщина. Остановилась у самого берега и замерла, глядя на воду. Она и теперь не двинулась с места, даже после громкого «ох ты боже ж».
– Вы меня напугали, – улыбается Геннадий Степанович, одним уголком рта. Другой уголок тянется книзу: все-таки, ожог – это больно.
– Извините, – тихо шелестит голос. Его чуть-чуть не перебивает журчание реки – Я не старалась подкрасться. Вы уж очень задумались…
– Ох, да, конечно, конечно! Тут, знаете, задумаешься…
Геннадий Степанович неловко вертится на месте, пытаясь не расплескать остатки чая.
– Сидите, сидите, – опять тихий шелест, – Я не хотела мешать
– Да вы чего, вы не мешаете!
Плохо пряча под бородой грустную улыбку, старик навинчивает крышку на термос. Чайная лужа на его штанах продолжает пылать огнем. Не то, чтобы он был против компании незнакомки, но разве ее ищешь, когда приходишь на заросший травой Чесноковский берег? Эта внезапная встреча похожа на ограбление, а женщина – на взломщика. Но берег реки – не жилище, а потому…
– Эй! Туда не вставайте! – кричит Геннадий Степанович, чуть подпрыгнув на месте, – Берег зыбкий, проваливается!
Тихонько, будто бы кокетливо, женщина нажимает носком сапога на клочок травы у самой воды. Ее улыбка под стать голосу – едва заметная, тонкая трещинка.