Банда лам. На седьмом небе - страница 7
– Без пробЛАМ, – отозвался Эйнштейн.
А Чубчик совсем ничего не сказал. Дафна давно скрылась из виду, а чёрный лама всё ещё стоял как вкопанный и смотрел ей вслед.
Петрушка обернулась и подтолкнула его мордочкой в бок:
– Эй, ты чего? Заболел?!
– Вы видели её глаза? – Чубчик вздохнул. – А её шёрстка… Такая мягкая и нежная. И такое красивое имя – Дафна…
Петрушка некоторое время с недоумением таращилась на Чубчика, потом повернулась к пятнистому другу:
– Что это с ним?
Эйнштейн фыркнул:
– Да это же яснее ясного: Чубчик влюбился!
Бедный влюблённый лама!
Петрушка повернулась к Чубчику.
– Это правда? – строго спросила она. – Ты что, действительно втрескался в эту Дафну-дромедара?
– Я не знаю. – Чубчик почесался чёрной макушкой о деревянную стенку стойла. – Что значит «втрескался»?
– Это когда твоё сердце рвётся из груди, как бешеная лама. И тебя бросает то в жар, то в холод. И всё вокруг будто плывёт и кружится… – объяснил Эйнштейн.
– Всё так и есть! – перебил его Чубчик. – Когда я думаю о Дафне, ноги у меня дрожат и, кажется, вот-вот развалятся, как батончики мюсли, которые намокли, а в голове становится совсем пусто и гулко.
– Диагноз однозначный: этот лама влюбился и витает в облаках от счастья, – подытожил Эйнштейн.
– Чушь какая, – рассердилась Петрушка. – Может быть, Чубчик просто объелся. Или, или… у него глисты. Или заворот кишок!
– Скорее уж заворот мозгов: все мысли крутятся вокруг одного и того же. – Эйнштейн хмыкнул. – Дафна украла его сердце.
– Что? И как же мне теперь быть? Разве можно жить без сердца? – забеспокоился Чубчик.
– Да нет, на самом деле твоё сердце на месте, – успокоил его Эйнштейн. – Это просто такое выражение. Так говорят, когда кто-то влюбился.
– Чубчик не влюбился! Вот ещё! С какой стати ему влюбляться в какое-то непонятное животное?! – бушевала Петрушка.
– Ну почему же непонятное. Дафна – дромедар, одногорбый верблюд. И они, и бактриа́ны, двугорбые верблюды, относятся к семейству верблюдовых. Как и мы, ламы.
– Я – альпака, а не какой-то там обычный верблюд! – огрызнулась Петрушка. – Я – особенная! И редкая.
– Да, редкая вредина. А ещё на редкость ревнивая, – подколол её Эйнштейн.
Петрушка обиженно вышла из конюшни и направилась в самый дальний угол загона.
– Она сердится? – испуганно спросил Чубчик, который тяжело переживал ссоры, даже самые мелкие. Если Петрушке с Эйнштейном доводилось о чём-то повздорить, он просто не находил себе места, и друзья обычно тут же мирились, лишь бы его не расстраивать.