Разместили призывников на втором этаже земской школы, отгородив часть классов. Это было двухэтажное здание в Подборной слободе. Первый этаж имело пять окон по фасаду и сделан из кирпича, а второй – деревянный.
Здесь Михаил пробыл два дня и прошел мед. комиссию. Хотя какая это была комиссия – три врача: послушали, пощупали, заглянули в рот и показали на стене буквы. Вот и вся комиссия. Зато появился друг, Петя Кручин, из села Вощажникова, длинный такой, щуплый паренек. Он жил недалеко от графского дома и лично знал управляющего имением Отто Карловича Мезиса, чем очень гордился, как будто это что-то меняло в его жизни. Но все равно друг, пусть такой. Вдвоем все равно легче. Под вечер второго дня стали приезжать представители воинских частей, но они знакомиться с призывниками не спешили, а первым делом отправились в трактир, где провели остаток дня. Утром третьего дня, наконец, были сформировали команды, которые стали отбывать в части. Михаил с Петром попали в одну команду. Возглавлял ее седой подпрапорщик, которому удалось достать для призывников две подводы, которых, конечно не хватило на всех, и парни попеременку то ехали, то шли, пока, наконец, не встали на привал. Смеркалось. Метрах в пятистах, видимо, была деревня – слышались разносимые ветром отзвуки гармони. Развели костер. Одежда, пропитанная потом, не грела, и Михаил старался держаться поближе к огню, хотя это было и не так просто из-за многих желающих. Сбоку привалился Петр, из-за чего затекла левая рука. Только подпрапорщика холод, казалось, не брал. Он достал из вещмешка зеленую флягу и потягивал из нее, бросая исподлобья на парней безразличный взгляд.
Утро приходило долго и мучительно. С утренней побудкой Михаил с трудом поднялся, затекшие руки и ноги плохо слушались, а на пальтишке из овечьей шерсти, которое так берегла мама, появилась прожженная дырка, величиной с четверть ногтя. Пожалеть вещь Михаил не успел, так как прозвучала команда строиться и двигаться дальше. К вечеру, только стало смеркаться, дошли до Ростова, где на вокзале заночевали. Михаил сидел на полу, прислонившись в стене. На станции было все же теплее, чем в поле и это радовало. Рядом Петр что-то рассказывал о своей прошлой жизни, но Михаил его уже не слышал, он проваливался в сон.
Проснулся от толчка. Подпрапорщик, матерясь раздавал пинки направо и налево, поднимая спящих. Нужно было срочно грузиться, подали поезд. Собственно, это был проходящий товарняк, в котором нашелся пустой вагон, застеленный соломой. Возможно, раньше в нем перевозили лошадей, о чем свидетельствовали душистые продукты их жизнедеятельности, попадавшиеся в самых неожиданных местах. Непонятно, отчего прапор так спешил, поезд стоял в Ростове еще час, пропуская встречный товарняк. Но Михаила это уже не интересовало, он досматривал прерванный сон. Проснулся от мерного постукивания колес, ехали, со слов парней, уже часа три. Оказывается, миновали Ярославль, где не стояли, и за ним Некоуз. Следующую остановку ожидали в Бологое. Михаила эта новость не образовала, он надеялся, что будет служить где-то недалеко о дома. Кроме того в Ярославле в 117-го пехотном полку служил его брат Александр и была робкая надежда оказаться там, но нет. Руки привычно смастерили самокрутку из домашней махорки. Закурил. Было о чем подумать. Отец не жалел табака, но отдавать не хотел, табак был еще молодой, не выдержанный и это сказывалось – вкус был грубый. Не было в нем тонкого благородного букета, который обычно появляется только с годами вылежки. Так тихо, под стук вагонных колес умерла у Михаила несбывшаяся надежда повидаться с братом. Следующие сутки провели в дороге. Поезд то двигался, то стоял часами.