Воротные Детина и Цеп кутались в тулупы, окоченело топая ногами, жались к стенам, от ветра опираясь на бердыши. Отдышавшись, Семен, подошел к страже:
– Не прибыл ли какой человек, православные?
– Что вы, Семен Аникиевич, – прохрипел Детина. – В такую пургу сам черт из преисподней на свет не выглянет!
– Куды нонче поедешь? – согласно закивал Цеп. – На дорогах снежить, что кобыла по гузно увязнет…
– И то верно, – ответил Семен. – Бог помощь держать дозор!
Он махнул рукой, с охотой поворачивая в терем, прочь от смертельного соблазна к домашнему теплу, мягким коврам, убаюкивающим огням свечей.
«Нет, не прав отец. Не приедет Гость. Не сегодня…» – такая мысль была Семену страшна и диковинна одновременно. Слово отца было для братьев Строгановых больше закона: он никогда не ошибался. Сегодня по всей Руси Аника был единственным, чье слово без гнева выслушивал Грозный царь.
Раскрасневшийся от стужи Семен вошел в светелку, принося ярую свежесть, от которой у Аники приятно защипало в носу.
– Офонька! – властно крикнул старик. – Не дрыхни, поспешай зажечь больше свеч. Не пристало в потемках принимать!
Семен покачал головой:
– Пурга кромешная, света Божьего не видать. Кони пугаются, дичат… Прости, отец, не придет Гость. Не сегодня.
Аника поджал губы:
– Пурга на Сретенье… Дороги замело, зима с летом встретиться не смогут… Семен! Неурожайным год будет, вели приказчикам скупать зерно…
– Хорошо… – Семен почтительно выдержал паузу. – Я могу идти?
Аника задумчиво разглядывал запечатленный в перстне сапфир:
– Нет. Ждать будем…
Семен поклонился и сел в кресло подле отца. Старик опять задремал, его губы бессвязно шептали слова молитвы вперемешку с размеренными указаниями приказчикам. За окном надрывалась вьюга, как одержимая билась в стены, выла, заглядывая пустыми очами в спящие окна терема, пугая и соблазняя до смерти.
* * *
В светелке было покойно. От большой, покрытой расписными изразцами печи шло утробное густое тепло. В подсвечниках оплавлялись восковые свечи, и, следя, как в танцующих тенях оживают травы на изразцах, Семен вспоминал о прошлогоднем лете…
Он входил в возраст мужа и по старому строгановскому обычаю должен был на Ивана Купала схлестнуться на смерть с медведем, чтобы доказать свое право на равенство с братьями…
В тот день Семену не везло: вначале закормленный медведь не хотел драться, но, почувствовав лютую боль, рассвирепел и пошел в решительную атаку. Под тяжелой лапой рогатина дрогнула и переломилась пополам, Семен потерял равновесие, и смертельно раненный медведь стал подминать под себя. Время остановилось, потом дернулось и потекло по лицу липкой огненной влагой. Семен успел посмотреть на отца, увидеть, как брат наводит на медведя пищаль и как отец отводит пищаль рукой в сторону. Видел, как суровая дружина замерла в готовности с направленными на борющихся жалами копий…