– Потолковать бы с глазу на глаз.
Строганов отпустил послушника и казака, оставшись с Карием наедине.
– Басни это, сказки. – Данила посмотрел на череп без интереса. – В Валахии и не такое видывал, да упыри на поверку простыми уродцами оказывались. Вот и люди твои на вогул из-за охотничьих угодий наговаривают. И беды, и страхи ваши оттого, что война с Сибирью близко, да вы сего видеть не хотите. Только же напасти в суевериях не отыскать…
– Постой, а как же помешанные казаки? – возразил Семен. – Яков из Чусовой о сем подробно батюшке расписал, так, что под кожей мураши бегают.
– Ты к делу чертовщину не примешивай, – обрезал Карий. – Надо лазутчиков взять – возьмем, волков перебить – перебьем, шаманов да князей вогульских урезонить – миром усмирим или силою принудим признать власть Строгановых. А изобличать уродцев да искать упырей – дело пустое…
– Ты и вправду не веришь?
– Не верю, – спокойно ответил Карий. – Если бы и поверил, то такого значения не предавал, страх делу не помощник. Можно и своей тени насмерть испугаться…
Семен вышел из арсенала, но через мгновение вернулся с увесистым свертком.
– Опять диковина вогульская?
– Диковина, да только не вогульская, а немецкая. Разворачивай.
Перед Даниилом лежал изысканной работы двуствольный пистолет с рукоятью, отделанной серебром. На ней были изображены сцены охоты не то на волков, не то на оборотней.
– Прими подарок от Строгановых. На Ливонской войне трофеем взят, – пояснил Семен. – Одним выстрелом разом две пули посылает: верхняя бьет в голову, а нижняя – в сердце.
Данила осмотрел пистолет. Добротное, дорогое оружие большой убойной силы; чтобы его заполучить, Строгановым пришлось хорошо заплатить…
– Вот еще… – Семен выложил перед Карием кошелек. – Трать сколько надо. И грамоту за подписью Аники возьми – с ней да деньгами любые дороги открытыми будут. Савва и Черномыс с тобой поедут, пригодятся. Розыск в землях наших учинишь, службу к новой зиме окончишь. Успеешь?
Данила взял со стола грамоту, набитый серебром кошель и уверенно сказал:
– Успею.
* * *
Благовещенский собор плыл над утопающим в снежных волнах Сольвычегодском, парил над замерзшей Вычегдой, скользя по лазурным высям пятью золочеными куполами. Савва посмотрел на храм и перекрестился: после снежной бури он казался новым ковчегом, в который однажды войдет для спасения каждая живая душа.