За фанерной перегородочкой была другая, совсем маленькая комната, где стояла кровать, на которой раньше мама с папой спали. Теперь за этой стенкой, пока два дня и две ночи стоял гроб, ночевали мама с моей старшей сестрой. Мне же лечь было негде, кроме как на диван в большой комнате, в двух метрах от гроба. Всю ночь снились кошмары, несколько раз я просыпался от ужаса…
Тогда никому это не казалось чем-то особенным, такой уж был суровый быт.
Стояла зима. А от поселка до кладбища было километра два. Но гроб всю дорогу несли на руках. Менялись друзья, сослуживцы, соратники… Практически весь поселок вышел проводить отца в последний путь, огромная толпа шла за гробом. Только потом я в полной мере осознал, как люди были ему благодарны за многое, как его уважали…
Моя младшая сестра Лидия родилась слабенькой, часто болела, и еще при жизни отца ее отвезли на Урал, к дедушке с бабушкой, которые были менее заняты, могли уделять больше внимания укреплению ее здоровья. Они с Лидой возились, как со своей дочкой, и из рахитичного ребенка за три года она стала жизнерадостной здоровой девочкой! Через год после смерти отца дедушка, бабушка и Лида переехали в Ново-Петровское.
На своей работе мама получала 70 рублей. Нас у нее было трое – я, младшая сестра и старшая, Валентина. Правда, государство еще назначило пенсию, по 15 рублей на ребенка. Сбережений у отца не оказалось (видимо, он собирался жить долго и поставить детей на ноги без особых проблем). Теперь наше имущество составлял только небольшой домик. Мы оказались в сложной ситуации. Друзья и знакомые отца, которые к нам часто приезжали, некоторые даже из Москвы, через пару месяцев куда-то подевались. Хотя роскоши не знали мы и раньше, начались по-настоящему трудные годы.
Помню, мама придет вечером в день получки, посадит за стол нас с Валентиной и говорит: вот, дети, столько-то за этот месяц получила, на что будем тратить?.. Соседки к ней порою заходили «попить чаю», и как-то я услышал: мама соседкам меня хвалит – вот, мол, Володька на одни пятерки учится, я так рада за него… А одна соседка ей и отвечает: это всё, конечно, хорошо, но он же – безотцовщина, значит, всё едино быть ему бандитом.
Как же мне стало обидно! «Не дождетесь! – думаю. – Ни за какие коврижки!»
Такой вот дополнительный стимул подкинула мне эта соседка.