Папа не знал, что защищала брата как раз мелкорослая Танька. Первый раз она бросилась, впившись зубами в предплечье родителя, когда тот замахнулся на пятилетнего Костю. И потом прыгала со спины, повиснув на шее, раздирая ногтями кожу отцовского лба, а потом, скуля, зализывала израненные о щетину его щёк подушечки нежных пальцев, и обнимала брата, свернувшегося клубочком у её бедра. Они забивались в дальний угол под кроватью, куда отец порывался пролезть, но лишь бесцельно шарил руками по грязному полу. Выматерившись, он оставлял их в покое, переключаясь на мать. Однажды он избил её так, что она лежала в больнице полмесяца.
– Мама, ты больше не пей с ним! – просил рахитичный Костик. Танька молчала, оттягивая брата из кухни, где никогда не пахло едой, а только бычками. Они ходили в обносках соседских детей и ели досыта только в гостях. Когда Костик подрос, они дрались уже вместе, и отцу удавалось справиться с каждым из них, только застав по отдельности.
Папе открыла Петрунина-старшая.
– А, Юрь Михалыч. Заходь, – она качнулась и поправила на груди кофту с прожжёной окурком дырой. – Вона где висит пальто ваше! Забирай.
Она ткнула пальцем в сторону вбитого в дверной косяк гвоздя.
– Здравствуйте, Ольга Васильевна, – папа был подчёркнуто вежлив, – а где Таня? Я хотел бы с ней поговорить.
– Дома она, только не выйдет. Нечего. Забирай пальто и до свиданья.
Танька выскочила из-за угла тёмной комнаты:
– Я не крала ваше пальто. Скажите им, ну!
– Ах ты, потаскуха малолетняя, я сказала сидеть, не высовываться! – Мать замахнулась на Таньку, но та увернулась привычным движением. Правый глаз её светился узкой щелью из багровой заплывшей щеки, от уха до ключицы расплылся синяк. Папа опешил.
– Я не крала, скажите, что я не воровка! – Танька смотрела на папу одним левым глазом, и он невольно поёжился – столько было ненависти во взгляде. Ненависти к его новой шляпе, чистым ботинкам, выбритому лицу. К благополучной спокойной жизни, где добрый отец покупает любимой дочери красивые обновки. Ненависти девочки из неблагополучной семьи к миру, который она хотела примерить, немножко поносить и почувствовать, подышать его запахом, погреться его теплом. Но свой мир быстро нацепил на неё лягушачью кожу привычной жизни, и она отступила, но не сдалась. Танька собиралась отомстить всем, другим, благополучным, наводя таким образом собственную справедливость.