Стоим, на лодки смотрим. Тишину слушаем. Точнее, не тишину, а шум. Будто где-то вдалеке дождь идет или море шумит, а ты сидишь на даче, тыквенные семечки перебираешь. Вот и стемнело уже, а там, вдалеке, все шумит и шумит…
Первое облако поплыло у мамы.
– Плывет! – закричала она и захлопала в ладоши.
– Где?!
– Да вот же! Вот на этой! Я смотрю, смотрю, а оно – раз, и поплыло! Ме-е-едленно!
И тут же поплыло у меня – да не на одной, а сразу на двух картинах! Параллельно!
– И у меня! – кричу. – Здесь и здесь! Сразу два!
– Еще одно плывет! – не унимается мама. – Крайнее!
– Ну вы даете, – расстроился Игорь. – А у меня ничего не плывет. Может, мне воображения не хватает?..
– А ты уши хорошо закрывал? – деловито интересуется мама.
– Конечно.
– А в глубину, в сердцевину смотрели? – наседаю я.
– Да вроде старался, как мог. А вот здесь… – говорит он и неуверенно приближается к лодке напротив. – Или нет… Вам не кажется, что оно… как бы… движется?..
– Конечно, движется, – говорю. – Видно же! И на соседней тоже поплыло – видели?
– Точно! – радуется Игорь. – Но это же невозможно! Может, у нас галлюцинации?
– У всех троих? – строго спрашивает мама.
– Ну не бывает же так! Это же просто холсты! Лодки, небо, песок – это же все нарисованное! – И он подошел к стене и стал заглядывать под картины. Уж не знаю, что он там хотел найти.
– Значит, правильно нарисованное! – говорит мама. – Ой, вон там еще, смотрите, только что поплыло!
Так мы насобирали десять живых лодок с плывущими облаками.
Художник так радовался, что сбегал в ближайший киоск, купил сосисок в тесте. Десять штук. Он, оказывается, как и мы, не умеет готовить и покупает всякие вредности.
За окном было уже темно, а мы сидели в мастерской, посреди живых роз и влажных лодок, ели сосиски и смеялись. И краской уже почти не пахло. И было хорошо и спокойно, как на кухне у отца с Евгенией Ивановной. Хоть и без блинов.
Глава двенадцатая
Пирожки с капустой, или Операция «туфли» проведена успешно
Когда бабушка приносит пироги, да еще с капустой, значит, она хочет со мной поговорить. По душам. Я, слоняясь по комнате, ем четвертый пирожок, а наша Галина (так мы с мамой называем бабушку) усаживается в кресло-качалку, тихонько поскрипывает и начинает:
– Ты долго будешь всухомятку-то есть? Сядь за стол, налей молока! Ты же себе гастрит заработаешь!