Залившись краской, она подходит к клетке и сквозь прутья гладит попугайчика. Пибо тихо чирикает и водит клювом по перьям.
– Откуда он? – спрашивает Отто.
– Не знаю. Его купил мой дядя.
– Значит, не вылупился из яйца в Ассенделфте?
Нелла качает головой. Ничто столь яркое и необычное не может появиться на свет в их деревне. От смущения у нее голова идет кругом: Отто знает, откуда она! Что сказала бы о нем мать, старожилы на площади и карапузы-школьники?
Отто берет вилку и натирает мягкой тканью каждый зубец. Упертые в клетку пальцы Неллы белеют от нажима, а она задирает голову, рассматривая глянцевую плитку на стенах и потолок, на котором нарисован ложный стеклянный купол, возносящийся к ненастоящему небу.
– Хозяин заказал, – объясняет Отто, следя за ее взглядом.
– Искусная работа.
– Забава. При нашей сырости скоро осыпется.
– Марин сказала, что дом сухой. И порода – ничто.
Отто улыбается.
– Стало быть, в этом мы с ней расходимся.
Любопытно, какое из двух утверждений Марин он имеет в виду? Нелла оглядывает широченные полки с тремя огромными стеклянными дверцами, за которыми хранят тарелки и другой фарфор. До чего же их здесь много! Дома у Неллы было только небольшое собрание делфтской керамики – остальное пришлось продать.
– Взгляд на мир хозяина через коллекцию тарелок, – произносит Отто.
Нелла тщетно ищет в его голосе горделивые или завистливые нотки – его тон выверенно ровен.
– Делфт, Дэдзима, Китай, – продолжает он. – Фарфоровый мост через море.
– Разве у моего мужа недостаточно денег, чтобы кто-то ездил по делам вместо него?
Отто хмурится, глядя на лезвие ножа.
– За богатством нужно следить, иначе утечет сквозь пальцы. И никто за тебя этого не сделает.
Он заканчивает полировку и аккуратно складывает ткань.
– Так мой муж много работает?
Отто вращает пальцем в воздухе, указывая на рисованный стеклянный купол над головой, эту иллюзию высоты.
– Его доли все растут и растут.
– И что будет, когда дойдет до предела?
– То, что происходит всегда, моя госпожа, – перельется через край.
– И тогда?
– Тогда, надо полагать, мы или выплывем, или пойдем ко дну, зависит от нас.
Он берет большую суповую ложку и смотрит на свое кривое отражение в выпуклом серебре.
– Вы путешествуете вместе с ним?
– Нет.
– Почему? Вы же его слуга.
– Я больше не хожу в море.
Сколько лет он прожил на этой рукотворной земле, защищенной от болот польдерами и решимостью ее обитателей? Марин назвала его голландцем.