Немудрено возгордиться, когда тебе неполных четырнадцать, а хвалит тебя взрослый гость, пришедший издалека. Я так и поступил, и сделал это, конечно, зря.
– Скажи, это ведь какая-то особенная Песнь? Для того, чтобы они все вот так, ну, сидели и слушались, – вопросил льстивый гость. – Нет, я чту заветы славных асов, и не спрашиваю тебя про твои родовые секреты. Просто да или нет, Песнь или само собой так вышло?
Врать нехорошо, но я ведь и не врал, когда сказал, что Песнь мне, конечно, помогает?
Правда, сказал не до конца: не стал объяснять, что Песнь моя – не из шибко могучих, тех, что может успокоить сразу два десятка разновозрастных детей всех возможных пород и мастей, а всего лишь небольшая песенка, для укрепления памяти и бойкости языка.
Гость рассыпался в любезностях, половина из которых мне показалась лишней, другая же половина – и вовсе незаслуженной. Третьей же половины, кто бы что ни говорил, ни у чего в нашем мире быть не может, покуда не сойдутся славные асы на последнюю битву, и не наступит конец времён.
Тем временем, дети разошлись, лишние светильники были погашены еще раньше, и мне было пора идти.
– Прости, гость, не знаю твоего благородного имени, но урок мой окончен, и меня уже, верно, ждут дома!
Гость кивнул, и я поспешил ретироваться.
Уже подходя к дому, ступив с дубовых плах на утоптанную землю, я вдруг понял: пришлый так и не назвался. Понял-то понял, но и забыл почти сразу, задумавшись о своем.
Отец растолкал меня почти в полночь.
О том, что это именно отец, а не какой-нибудь посторонний мужчина, я знал еще до того, как окончательно проснулся: разумеется, мы, Эски, всегда узнаем родичей по запаху. То, что дело происходит в середине ночи, я понял мигом позже – услышав колотушку караульного, проходящего мимо нашего дома всегда в этот заповедный час.
Отец был спокоен, как воды озера Сидрадальсватн в тихую погоду, и тем особенно страшен: таково благородное чувство, просыпающееся в мужчинах нашего рода в минуты душевного гнева.
– Ты! – отец приподнял меня за плечи и встряхнул, не сильно, но ощутимо. – Ты негодный сын, что забыл заветы и правила! Ты опозорил меня перед гостем города, меня и весь наш род! Ты что, колдун?
Отец сказал страшное: гальтрамадр – не просто тот, кто знается с волшебными тварями. Так называют того, кто ради злой колдовской силы идет на договор со злыми духами или даже случайно вырвавшимися в наш мир жителями Нильфхейма. Человек это злой, неправильный и обязательно очень глупый. Злая часть того света приходит на свет этот с одной только целью: обмануть незадачливого колдунишку, подчинить его себе, и всю недолгую жизнь обманутого тянуть из него и через него чистый гальдур, которого в мире духов, конечно, совсем недостаточно, и потому он дорог. Имей сила Песни воплощение, ее бы оценивали по весу золота!