– Вот, – Улав расстелил добытый пергамент поверх самого чистого участка стола.
Достойные мужи, избранные говорить от общин и дружин, с некоторым изумлением воззрились на совершенно пустой лист.
– Да, – кивнул в ответ не незаданный вопрос сын Аудуна, поднял голову вверх и вдруг завыл, ловко перебирая разные, но неизменно чистые, звуки: даже самые бесталанные почуяли, как вокруг сгустился разреженный до того гальдур.
Такова сила Песни, дарованная кем-то из благорасположенных асов древнему и благородному роду Эски: к таковому относится и самозваный почти-что-вождь Ледяного Края Земли, собакоголовый Улав Аудунссон. Славные Эски лучше прочих умеют скрыть явное и проявить сокрытое, что делает из них лазутчиков, которых нельзя обнаружить в тени, и судей, которых никто не может обмануть при свете. Прямой и честный сын Аудуна выбрал быть на виду и прозревать суть вещей.
Из самой глубины пергамента выступили широкие цветные пятна, образовавшие вдруг некие очертания, непонятные, но смутно знакомые, и разноцветные кружки, щедро рассыпанные поверх пятен. Ульфхеднар оборвал Песнь.
– Я вижу… А что я, собственно, вижу? Что это такое? – первым проявил нетерпение Гэллаир Элтрирссон, самый старший из собравшихся мужей земными годами, но неизменно юный духом.
Ульфхеднар снова подал голос, и края пергамента, ожидаемо принявшиеся сворачиваться, разгладились и будто бы оказались прибиты к широкой доске стола.
– Вот Рейкьявик, – указательный коготь ткнулся в самый большой кружок. – Вот тут мы, здесь Тингвеллир.
– Великий скальд Снорри, сын Ульвара, рассказывал, что однажды упился мухоморной настойки сверх меры, и воспарил духом, – вспомнил однорукий брат строителя Рейкъявика. – По его словам, с высоты он видел нечто такое же, только как будто сквозь туман, а здесь все понятно… Скажи, сын Аудуна, земли франков ведь где-то в этой стороне?
– Это наша Исландия целиком, да, – согласился ульфхеднар, – и Бурдигаль, который тебе интересен, действительно, в той стороне. Но я не для того открываю родовые секреты, чтобы просто похвастаться перед достойнейшими!
Достойнейшие посуровели лицами, кто-то даже понятливо кивнул: мол, продолжай.
– Гундур два дня и одну ночь без устали вышивала туман, пела свою Песнь. Этот рисунок – ее свадебный дар, что ценнее мехов и железа, – Улав говорил как бы нехотя, раскрывая уже второй за вечер родовой секрет молодой семьи. – Но и это я говорю не ради похвальбы. Вот, смотрите сюда. – Вдоль верхней границы появились штрихи огамы. «Ледяной край земли», смог прочесть всякий желающий и умеющий читать, а таков, грамотен, здесь был каждый.