Не оставь меня, Боже мой! - страница 3

Шрифт
Интервал


Вновь перебежка.
Прыжок через яму.
Где-то промешкал,
А сраму-то, сраму.
Падаем в травы
И дальше – ползком
До переправы
С песчаным мыском.
Взмокли вконец,
Но упорны в гордыне.
Кличет Отец:
«Заблудились, родные?»
Минули сад,
Не заметили даже
Тайных оград
И – всё дальше и дальше.
Окрик всё строже,
Всё горше обида…
– Смилуйся, Боже!
Нам больно и стыдно.

Вопрос вопросов

1
Штрифель грызёт в углу,
Мужу дана в подмогу
Та, за кого хвалу,
Редко возносим Богу.
А между тем в поту
Садим, растим картохи,
Чтобы за красоту
Преподнести дурёхе.
2
Голой пьянит ногой,
Дразнит модельной тряпкой,
Нет бы рядок-другой
Резвой взрыхлила тяпкой.
Ею томит луна,
Ею дурманят рощи,
С нечистью всей она —
Главный переговорщик.
3
Боже, не позабудь:
Некогда на рассвете
Ты нас отправил в путь
Горьких трудов и смерти.
Каменными плато
С жёнами вместе гонишь.
Язвы – они! На что
Сирым такая помощь?
4
Спину чесать хрычу?
Дать от пьянчуги тягу?..
Бешенством клокочу,
Жалуюсь на лентяйку.
Ну а в ответ жена,
Этак смеясь картинно:
«Ежели не нужна,
Топай один, дубина!»
5
И, прикусив язык,
Не допущу курьёза,
Ибо уже привык,
Да и сладка, стервоза.
Жаля красой своей,
Скинет наряды Нюшка…
Знаю: всё это ей
Змей нашептал на ушко.

Человек из спального района

Прежде названный центром Вселенной,
Нынче он до скончанья времён
В ходе жизни своей блудодейной
Разменялся на спальный район.
И с «хорошею девочкой Лидой»
Ест гуляш и «Московскую» пьёт
На квартирке своей незавидной,
Где и грязно, и мухи, и пот.
Не осталось ни взгляда, ни жеста,
Ни разумного, что ли, словца
От красот и высот совершенства,
От подобья сиянью Отца.
В полумраке неприбранных комнат
Позабыл он и Бога, и Рай;
Как зверюшек назвал – не припомнит,
Водку в глотку ему подавай.
То слезлив, то смеётся до колик,
То постель и трюмо обрыгал,
Мелкий шулер, остряк, алкоголик,
Бузотёр, меланхолик, нахал.
В портмоне – ни копейки, ни цента,
Полыхает пожаром нутро…
В центре – есть. Не добраться до центра.
После часа не ходит метро.

Юдоль слёз

Мы – перстные из персти,
Из праха и земли,
И смехотворны перстни,
Что на руках цвели.
Мы – смертные из смерти,
Из боли и стыда,
И возражать не смейте,
Пришедшие сюда.
Не смейте прекословить —
Горшечник снова прав,
Хотя в потёках крови
И фартук, и рукав.
Хотя подобье гимна
Колышет нашу грудь,
Мы – плачущая глина,
Страдающая муть.

«Над синей бездной мира…» (1999)

Над синей бездной мира,
Как будто бы ничьей,