Не оставь меня, Боже мой! - страница 9
Шрифт
Интервал
Прижму к омытой странствием душе,
К целебной силе обретённых истин.
И призрачно восстанет надо мной,
Промеж камней замшелых слёзы пряча,
Еврейская стена любви и плача
Стеной прощанья, вечности стеной.
«Я и себя полюбил, как творение Божье…»
(2000)
Я и себя полюбил, как творение Божье,
Слабого, нежного, – я и себя полюбил.
Вспомнив, что слеплен Единым Создателем тоже,
Тоже взлелеян под небом Его голубым.
Да, и меня, и меня лучезарно коснулись
Тихие, добрые, мудрые руки Творца,
Так же, как храброй осы и пугливой косули,
Ног моих, дней моих, мыслей моих и лица.
Больше не стану, не буду себя ненавидеть,
Больше не стану, не буду ворчать на себя.
Им перевиты артерий и вен моих нити,
Им сплетена небывалая прежде судьба.
Кто-то умнее меня, кто-то крепче талантом,
Кто-то смазливей, а кто-то удачливей, злей.
Но не прекрасней, не лучше меня ни на атом,
Ибо одно я, одно со Вселенною всей.
Греховная грань
Соблазны
Аду или раю сообразны,
Повергая в трепет и смущенье,
Мимо ходят милые соблазны,
Нежные такие искушенья.
Жадными весёлыми глазами
Схватывая линии и формы,
Кто мы, где мы – забываем сами,
Да и важно разве – где мы, кто мы?
У соблазнов ангельские щёчки,
У сладчайших кругленькие шейки,
Шёлковой травинкою в тенёчке,
Ох, и любят щекотать их шейхи.
У фонтана в тишине вечерней,
В мраморной изнеженной прохладе
Узенькие плечи обольщений,
Ох, и любят эти шейхи гладить.
Но в привычках дружеской приязни,
Под рукою в бурный миг сближенья,
Испарятся лучшие соблазны,
Дивные исчезнут искушенья.
Грех
В пространствах неживых клубится грех,
Бахвалится усмешкой сатанинской,
То кукишем проглянет из прорех,
То липнущие вязкие ириски.
Почтительным патлатым старичком
Расшаркается перед жирной Дуней
И снова вертит волосатой дулей,
И огненным хохочет языком.
Не отпирайтесь, будто незнаком,
Не уверяйте: мол, впервые видим.
Он и живёт у вас не под замком,
И вовсе не в изгнанье, как Овидий.
Он вам приятен, даже нет – любим,
Нет, даже обожаем вами втайне,
И счастливы безмерно при свиданье,
При каждой блудодейной встрече с ним.
Но лицемерье века таково,
Что все его ругают и поносят,
А за душой у крикунов поройся,
Лелеют нежно, пестуют его.
Хот ь и стыдятся называть при всех,
Себя боятся выдать сладкой дрожью;
И это тоже, тоже, тоже грех,
Ещё от века наречённый ложью.
«Наши грехи порождают ветер…»
(1994)
Наши грехи порождают ветер,