Через десяток секунд рядом с ними проявились ещё несколько человеческих силуэтов, образовав группу людей. Сперва всё видимое казалось единой застывшей во времени картинкой, но вот я увидел, как тёмные людские силуэты пришли в движение, и до моих ушей долетел голос пожилой женщины:
«Поздравляем, Витенька! – радостно и звонко произнесла она. – И тебя, Танечка, поздравляем от всей души!»
«Такой чудесный ребеночек у вас! – вслед за её словами послышался мужской крепкий голос. – Помощником будет расти!»
Следом уже множеством голосов зазвучали слова поздравлений и комплиментов. Прозвучал чей-то заливистый смех, послышался хлопок открывшейся бутылки с шампанским, а затем раздались звон бокалов и снова смех. Этот заливистый смех постепенно стал затихать и расползаться, а вслед за ним и образы людей начали превращаться в расплывчатую дымку.
Я напрягся и стал мысленно проматывать «мираж памяти» дальше. Передо мной возник новый отрывок: полуразмытые силуэты детей. Двух мальчишек. Весело смеясь, они сидят на полу и во что-то играют. А из телевизора отдалённым эхом доносится голос диктора, сообщающий об аварии на атомной электростанции. В тот же момент детский смех смолкает, и наступает тишина.
Картинка перед моими глазами вновь сменяется. Теперь я снова наблюдаю очертания мужчины и женщины. Они стоят около новогодней ёлки, приобнимая друг друга, а рядом двое мальчишек достают из коробки праздничные игрушки и мишуру. Даже не видя их лиц, я понимаю, что сейчас все они улыбаются, и всё у них хорошо.
Чем дальше я листал «миражи», тем более отчётливо становились видимые мной образы. В какой-то момент я даже стал замечать, как из чёрных дымчатых структур формируются элементы их одежды, а в некоторых моментах темнота вдруг замещалась блеклыми яркими красками. Но сколько бы ни прошло времени, на месте их лиц я всегда видел лишь расплывчатое бесформенное пятно.
Изнанка продолжала показывать мне произошедшие здесь когда-то события, воспроизводя моменты, которые она впитала в себя, насыщая свой неутолимый голод. А я, послушно, повинуясь течению «чёрного шума», плыл сознанием по воспроизводимым ей образам, направляясь к неизбежному финалу.
Картинка перед моими глазами сменяется вновь. Я вижу, как сидящая на краю кровати женщина гладит по голове одного из мальчиков – того, который постарше, – и что-то поёт ему. Мальчик периодически кашляет и сипло дышит, иногда неразборчиво что-то бормоча.