Происходит очередная смена кадра, и перед моими глазами возникает новый «мираж». Уже подросшие ребята сидят у телевизора и, активно общаясь, играют в видеоигру. Кажется, что сейчас всё у них хорошо. И что у них всегда всё будет хорошо.
Я продолжаю сменять «миражи» один за другим, фиксируя их в своем сознании и в памяти «пульсатора». И вот, спустя некоторое время, я начинаю замечать, что пространство вокруг постепенно становится всё более темным. Я вновь вижу сидящую на кровати женщину. На этот раз она, нежно обнимая младшего сына, тихо плачет.
В нависшей тишине мальчик шепчет:
«Мам, а дедушка больше не вернется?»
Женщина вздыхает и, гладя его по голове, отвечает:
«Нет, Лёва, дедушка больше не вернется», – и, немного помолчав, добавляет:
«Разве только в твоих снах и воспоминаниях».
Затем она крепко прижимает мальчика к себе и вновь начинает тихо плакать.
«Мам, не плачь! Ну не плачь, пожалуйста!» – едва слышно звучит детский голос.
После этого слегка осунувшийся мальчуган какое-то время смотрит на маму молча. Затем, чуть покачав головой, он тихо произносит:
«А бабушка сказала, что дедушка ушел в лучший мир. Это ведь правда? Да, мам?»
Женщина ничего не отвечает и лишь едва заметно поводит плечами.
Картинка сменяется вновь. Становится тихо.
«Витя, ну ты опять?! – уставший и слегка раздражённый женский голос нарушает тишину. – Если с завода выгнали, то сразу нужно в запой уходить? А дети у тебя жрать на что должны?!»
В ответ звучит лишь неразборчивое бормотание. Появившиеся на пару секунд силуэты двух взрослых стремительно исчезают.
Пространство вокруг ещё более ощутимо темнеет. Я начинаю чувствовать лёгкую головную боль, но понимаю, что мне нужно двигаться дальше. Хочу я того или нет, путь мой лежит к неизбежному концу. К финалу, который покажет мне Изнанка.
«Миражи памяти» летят один за другим, всё быстрее набирая темп.
«Санька, отец твой опять Лёву из садика не забрал! Садись давай, делай пока уроки, а я бегом туда!» – голос женщины звучит устало и раздражённо.
Ещё одна смена кадра.
«Мам, а где папа?» – слышу я встревоженный детский голос.
Нависает пауза, после которой звучит сдержанный, с нотками явно плохо скрываемой агрессии ответ матери:
«С друзьями где-то твой папка, Лёва! Друзья ему, видимо, важнее детей!»
Окружающее меня пространство становится ещё темнее. Я, чувствуя головокружение, стремительно лечу через постоянную ругань взрослых, сквозь поток детского плача, рукоприкладства и обещаний, что такого больше не повторится.