Прозвища были у всех троих членов семьи. Александре повезло больше всех. Её, как правило, дразнили не слишком изощрённо и в основном с помощью производных от фамилии. Она – Слитная, а звали – Раздельной. Какое-то время она была для одноклассников даже «Не-с-глаголами», так как они пишутся не слитно, но такая составная кличка быстро отпала по причине громоздкости. Начиная со старшей школы прозвища исчезли сами собой, одноклассники, а далее однокурсники звали её чаще просто по имени или по фамилии.
Сашина мама Юлия Алексеевна работала продавщицей в колбасном отделе и прозвище от коллег получила поначалу ребяческое – Юлька-Рулька. Но вскоре оно сменилось на более интеллектуальное и даже несколько ей льстившее, потому как содержало фамилию любимого французского автора. Рулька Мю. Напарница ухватилась за конечный слог слова «рулька», добавила к нему ещё один, чтобы получился каламбур. Саша такие случайные совпадения слогов при читке текста старалась как раз вычищать, чтобы во фразу не вкралось какого-нибудь дополнительного – смешного или даже не вполне приличного – смысла, а напарница Сашиной матери поступила ровно наоборот. Так и зашифровался в сочетании слов «Рулька Мю» автор знаменитой «Чумы». Произошло же это после того, как уже обозначенная коллега застала Юлию Алексеевну за чтением вышеуказанной книги на рабочем месте, причём зачитавшейся настолько, что не слышала оклики покупательницы. Юлия Алексеевна на неожиданно прижившееся прозвище не обиделась. Она действительно частенько витала в облаках и думала о чём-то отвлечённом, взвешивая «Докторскую», отчего нередко обсчитывала покупателей, но всё больше – в пользу магазина. Именно поэтому её, вероятно, и не увольняли.
Отец Александры Виктор Владимирович работал в том же магазине, где и жена, грузчиком. Именовали его не иначе, как Рулькин Муж. А после случая с Камю та самая склонная к словообразованию и каламбурам напарница Юлии Алексеевны внесла коррективы и называла теперь Виктора Владимировича Рулькин Мюж. Причём эту нововведённую букву «ю» она нарочно выделяла и тянула, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что буква тут появилась не случайно.
– Рулькин Мюююююж, – произносила она, когда речь заходила о грузчике Слитном. Лицо её в этот момент вытягивалось, становясь из просто крупного откровенно лошадиным, приплюсуем к этому ещё и глаза, заведённые вверх – в удовольствии от собственных придумок, и в общем получаем портрет женщины вида довольно дебильного. Следующая, повторяющаяся многократно и опять же придуманная ею лично шутка, пожалуй, тоже лишь усугубляла складывающееся впечатление.