– Ловко ты! – Заметив мои умения, оценил Ваня, – где научилась?
– В деревне у бабушки, – соврала я, не рассказывать же ему про Грехсбург. Поставив чайник, пошла разбирать вещи и узнать где буду спать. В доме имелась две панцирные кровати полуторки и один диван, с цветастой синтетической обивкой, начала 2000х. Пружины на нем уже прорвали обивку и торчали, угрожая проткнуть жопу любого, кто покусится на них сесть. Давид и Димка, сразу застолбили кровати. Мне с Ванькой достался диван, своровав по второму матрасу с кроватей, я все же смогла смягчить наше положение. Застелила постельным, и завалилась с краю, – К стене не пойду, не люблю запах сырости. – Ванька не возражал, стянув джинсы и футболку, завалился под отдельное одеяло. Все разошлись, а я решила проверить печку и дверь. Печка почти протопилась, а вот двери были открыты, закрыв их на крючок, пошла обратно. И краем глаза увидела, как на кухне за столом, сидит маленький мужичек, я вошла и включила свет. Никого. Выключила, сидит. – Ты кто?
– Позорище, ведьма, а домовых не знает. – Недовольно погладил свою седую бороду.
– Я не ведьма, некромантка, – прошептала ему.
– А в чем разница, чернокнижница ведь.
– И чего тебе? Пугать нас будешь? Так я могу и… – собрала сгусток в руке. Он выпучил глаза.
– Что ты, я наоборот рад, что люди приехали. Уже второй год скучаю, хоть бы кто с собой позвал, когда разъезжались с похорон, но нет. Вот теперь сижу, жду милости.
– Ладно, если хорошо себя вести будешь, в город к себе заберу. – Прошептала ему и пошла в зал, спать. Ванька дрых, раскинувшись по дивану, я столкнула его к стене, и залезла под свое одеяло, оно было влажным от сырости, как и подушка и сами матрасы.
– Да уж, надеюсь, мы тут ненадолго, – поежилась я, пытаясь согреться под верблюжьим одеялом, которое от старости светилось насквозь, вместе с пододеяльником. Ванька укрыл меня еще своим одеялом, закинул на меня руку и прижал к себе.
– Спи. – Прошептал он мне в шею, уткнулся и засопел. Довольно быстро согревшись, больше от тепла друга, чем от одеял, тоже заснула. Проснулась, когда он перелазил через меня. На улице уже был день, быстро накинув джинсы, он пошел на улицу. Кроме нас ни кто не проснулся, я вышла на улицу, друг шел от уличного туалета, недовольно морщив нос. Я злорадно заулыбалась, вспоминая свои мучения в доме у Ильи. Он помыл руки в бочке под сливом и, отряхивая их, подошел ко мне. – Покормишь?