Странное волнение сотрясло расширенное «я» Брэднера. Дальше, дальше! До сих пор другое измерение было единственным измерением, ограниченным этой плоскостью возможностей! Переходим к одномерному состоянию, в котором есть только протяженность – и знание всего!
Тело Брэднера не было таким, но сознание, которое управляло им, все еще ощущало прикосновение к креслу с его кнопками управления. Они тоже стали единым целым с плоскостью бесконечной широты, и мотивация полномочий Председателя была скорее мыслительным процессом, чем осязательным.
Брэднер страстно, с нетерпением желал ощутить эту перемену – исчезновение измерения широты. На мгновение Брэднера словно подрезали. Это было так, как если бы его разрезало острой болью, превратив в изнуряюще тонкую линию, которая напрягалась и изо всех сил старалась сохранить свою индивидуальность. И снова этот высокий, пронзительный крик прозвучал в его ушах, это скрежещущее ощущение сжатия, затем внезапный, поющий звук, похожий на смех пламени, и яростное, быстрое – о, ослепительно быстрое! – освобождение.
Ничего не было! Вокруг него царила необъятная, ноющая тишина, которая таилась в неописуемых глубинах. Исчезли цвета и движение. Свет, тепло и импульс были почти забыты, пространство, где он был разумом Брэднера. Он содрогнулся от ошеломляющего предчувствия – там не было пространства! Ни пространства, ни материи! Просто – ничто!
На мгновение ученого охватила тревога. Это было совсем не то, чего он ожидал, это было! Отбросить еще одно измерение, превратиться в единую, бесконечно простирающуюся прямую линию – да! Стать нескоординированной линией на графике существования, бесконечно тянущейся к самым дальним границам вечности. Возможно, даже повернуть там, в бесконечности, таким поворотом, который может знать только бесконечная линия, когда она встречается сама с собой в запредельном. Вот чего он ожидал! Но это…
Он отчаянно боролся с мрачной тайной. Где-то здесь был ответ! Это должно было быть логично! Но логика не могла объяснить эту огромную, пустую, непостижимо безмолвную пустоту, частью которой он стал. Внутри него что-то бурлило, и внезапный цвет начал сгущаться в его собственном существе. Цвет невидимый, но ощущаемый, потому что он принадлежал ему и был его частью. Он внезапно осознал, что цвет тоже имеет движение – беспокойное, растущее, постоянно вторгающееся. Стремительные, пылающие спирали, вихрь движения и несравненная скорость, своего рода расширение, достигающее его безграничных границ.