посвятил бы первую главу своего популярного на массовом рынке издания в мягкой обложке описанию того, как был обнаружен мой труп.
Но, несмотря на все это, в данных мемуарах было что-то притягательное, привлекающее мое внимание. Возможно, дело было в том, насколько она разделяла своего отца – убийцу и своего отца – мужчину, с которым выросла и которого любила. Это было объяснимо, учитывая непостижимую тьму, в которой ей приходилось жить, зная о том, что он творил. Одновременно казалось, что поднятый в них вопрос является именно тем, на который вы хотели получить ответ. И именно из-за ответа вы продолжаете читать.
Коннер пролистал глянцевые страницы до середины, сразу перейдя к фотографиям. Я сразу поняла, на какой именно фотографии он остановился – на ней снятые на фоне родника автор и ее отец выглядели как любая другая семья, в своих дурацких панамах и с усталыми улыбками.
– Ты помнишь тот поход?
Ему не нужно было уточнять, какой именно. В детстве мы несколько раз ходили в походы, но самым запоминающимся был последний, перед разводом. Мне было двенадцать, Коннеру – пять.
– Что его тогда вывело из себя? – спросила я.
– Маршмеллоу, – ответил Коннер. – Мы перекусили ими, и их не хватило, чтобы поджарить на огне.
Я закрыла глаза. Конечно, на протяжении тех выходных нам то и дело приходилось выслушивать возмущенное бурчание – никто не помогал ему ставить палатку, никто не знал, как правильно поставить палатку, он был убежден, что кемпинг пытается выманить у него пять долларов скрытым платежом, были двадцать минут, когда он не мог найти ключи от машины. Но в ситуации с маршмеллоу он превзошел себя.
– Там еще оставалось немного, – продолжал Коннер. – Мама сказала, что она все равно наелась за ужином, а я, наверное, к тому времени объелся сладким. Папа мог бы просто предупредить меня, что я не получу десерт, поджарить парочку для себя и тебя и закончить на этом.
Но тогда Коннер расстроился бы и начал плакать, а папа посмотрел бы на маму так, будто она виновата в том, что ее ребенок неуправляем, и это была бы та же проблема, только с другим оттенком. Как бы то ни было, в конце концов он сердито заявил, что идет в магазин купить еще зефир, а потом просто… не вернулся. Я до сих пор помню, как мы пытались собрать свои вещи, как нам пришлось сгрести их в сторону и неловко стоять, пока вновь прибывшая пара размещалась на ночлег. Как эта парочка поглядывала на нас, недоумевая. И как мама прижимала телефон к уху и улыбалась, пытаясь дозвониться до отца снова и снова.