Сегодня он лежал в темноте до тех пор, пока в зеркале трюмо, стоящего напротив изголовья, четко не проявилось отражение перекрестия окна. Всю жизнь неверующий, он, неожиданно для себя, после смерти жены, стал молиться. Однажды в почтовом ящике он обнаружил брошюрку о вечной жизни. Обычно он такое выбрасывал сразу, а здесь унес в дом и даже выучил "Отче наш". Правда, когда хотел что-то попросить у Бога, пожаловаться ему или просто поговорить, язык, будто, костенел. Тогда он усмехался своей беспомощности, задвигал маленькую иконку, сделанную в виде календаря, обратно в книги, и, словно чего-то стыдясь, поспешно отходил от молитвенного места. В церковь он так ни разу и не сходил. Не привык. Воспитан был по-другому. Даже чувствовал какую-то брезгливость к религиозной жизни. Но крестик носил с собой: нашел его среди немногочисленных и дешевых украшений покойной жены.
Пролепетав молитву и перекрестившись – опять как-то неловко получилось – Степан Степанович встал с постели. Походил босым по комнате. Поставил чайник на огонь. Зашел в бывшую детскую. Потоптался там, провел рукой по книжной полке. Сдул с руки пыль. Вышел и направился к стене с черно-белыми фотокарточками. Постоял возле нее, чему-то удивился, с чем-то согласился. Тут о себе напомнил чайник. Степан Степанович махнул рукой, мол, ну, что тут стоять-то, и заспешил на кухню.