– Даже так! – просипела она не то с изумлением, не то с гордостью.
На мгновение они замолчали. Ее тронуло смущение молодого человека.
– Как только мне удастся подняться на ноги, вы сможете вернуться к работе… синьор…
– Энцо Понци.
– …сможете вернуться к своим делам, Энцо.
– Без проблем. Мои туристы обедают. Вы… вы… – Он боялся закончить фразу.
Она подбодрила его взглядом.
– Вы одна в Милане, синьора Берлуми?
Карлотта вздрогнула:
– Как вы узнали мое имя?
Он указал на ее сумочку, лежавшую рядом.
– Простите, мне пришлось достать ваш паспорт, чтобы заполнить бланк для пожарной бригады.
Карлотта недовольно поморщилась.
Он негромко повторил вопрос:
– Вы одна в Милане, синьора Берлуми?
– Я здесь уже два дня. В отеле. Я только что прилетела в Милан из Аргентины.
– …где вы и живете постоянно.
– Откуда вам это известно? – огрызнулась она.
– Из ваших документов… В них указан адрес в Аргентине.
Карлотта терпеть не могла, когда люди пытались что-то о ней разузнать, и вовсе не потому, что у нее были какие-то особые секреты, а из принципа. Эта дикарка с детства держала глухую оборону, не поддаваясь на уговоры посторонних.
– Мой дед боготворит вас, синьора Карлотта Берлуми.
– Ваш кто?..
– Да, мой дед. Мне передалась его страсть к опере. Много раз он упоминал ваше имя с нескрываемым восхищением и восторгом.
– Ах…
Карлотта не могла решить, радует это ее или раздражает. Скорее всего, и то и другое. Привязанность поклонника льстила ее самолюбию, но эта хвала относилась к ушедшей прекрасной эпохе. Дед был ею очарован, а внук испытывает к ней жалость. Какая деградация!
Она попыталась подняться на ноги. Энцо пришел ей на помощь, придвинув кресло.
– Не вставайте так резко. Поберегите сердце.
Карлотта мысленно ругнулась. Ее сердце! Стоило любому нахалу заговорить о ее сердце, и она чувствовала себя рухлядью, которой место на свалке. В прежние времена ни один молокосос не посмел бы упомянуть о ее сердце, а тот, кто отважился бы на это, не заручившись ее одобрением, схлопотал бы пощечину.
– Спасибо… э-э…
– Энцо.
Он раздражал ее: милое мальчишеское имя, весь такой милый, сама любезность, безупречное внимание – все напоминало о том, что срок годности у нее истек.
– Спасибо, Энцо.
Она села. Мальчик прав: нужно унять одышку. Он поднял сумочку и аккуратно положил ей на колени. Она бормотала что-то себе под нос, униженная, несчастная, разъяренная. Сейчас он распрощается с ней и уйдет. А что еще он может сделать? Зачем ему тратить время на дряхлую старуху, которая и на ногах-то не стоит? Что ж, прощай, Энцо. Ступай к своим французам, обжирайся, а потом, когда наступит ночь, отправляйся к приятелям, таким же красавчикам, как ты сам.