– Мальчики, мальчики, закончили! – искушенный нюх руководителя учуял предстоящую грандиозность скандала.
«Чипэнддейловцы» очень проворно ломанули за кулисы, а Севка, высунув рожу из-за портьеры, украшенной пурпурными сердечками, делал мне знаки, чтобы я поторапливалась.
Всё это я оценила за одну секунду, почуяв опасность, как рысь в ночи. Я толкнула полуповернувшегося ко мне защитника навстречу разгоряченному оппоненту. В самом деле, что за полумеры? Взялся охранять – так не тормози – действуй!
В горячке я пропустила мысль, что защищать-то он меня, наверное, и не собирался…
Такой подлости парень от меня не ожидал и завалился на бодрую компанию, подкатившую уже вплотную. А я на четвереньках попрыгала в противоположную сторону, как лягушонок Маугли. Путь к свободе был уже осязаем, но тут я бросила взор назад из чувства самодовольства, никак не иначе. Хотела удостовериться, что поединок за мое тело в самом разгаре.
Она стояла под опустевшим столиком в противоположном конце заведения; темно-синяя с вызывающе красными зубчиками молний…
– Марь Ванна!!
Севкина рожа выражала зверское возбуждение; в купе с моим макияжем – то еще зрелище!
Я махнула мальчишке рукой, чтобы заткнулся и, раскрючившись, понеслась длинными скачками к своей цели, насколько, конечно, позволяла обувь. Пальцы сомкнулись на вожделенном предмете, а уши настороженно уловили, что шум в центре зала поутих; скоро все закончится миром. Желание перетряхнуть содержимое баула я подавила в корне. Закинула лямку на плечо и хотела небрежно выйти из центральной двери: мол, девочка устала от шума и отваливает на покой. Не тут-то было! За стеклянной дверью замаячили характерные своим миганием огни, и суетливо задвигались проворные мужики – налетела саранча в огород Миколыча, трат-тра, тра-та-та….
Я развернулась и ломанула к служебным помещениям. У двери, которой провел меня в зал Павлуша, никого не было. И лишь в извивистом коридоре подумала: «Чего испугалась? Милиция тебе нынче – друг, Маринка. А ты – в бега».
Что сделано, то сделано. Сейчас произведу обыск, а сумку швырну в угол: пусть потом разбираются, как она там очутилась. Я отмахнула бархатную портьеру, загораживающую окно и шваркнула баул на подоконник.
– Ведь знал, что такие блудливые глаза только у сук бывают.
Я подпрыгнула от неожиданности и повернулась: он надвигался. Я кожей чувствовала исходящую от него злость, а уж когда встретилась с ним взглядом, так вообще затряслась, как нашкодившая собачонка.