Мы росли и ничего не понимали, были слишком малы и требовали забот, в которых нуждаются все дети в нашем возрасте. О нас заботились, как могли. Мама болела, лежала в постели. Моя сестренка уже ходила. Я с ней играла, и мы ни разу не подумали, что мешаем больной матери и что у нас ее скоро не будет.
О!!! Если бы это случилось несколько позже! Сколько бед можно было избежать! Кто жил сиротой, тот знает, какая это трудная жизнь. Сиротство оставляет неизгладимый, глубокий след на всю жизнь.
Была поздняя осень. Шли последние дни ноября. Осень в наших местах бывает затяжная и мокрая. Неделями идут дожди. Бывает так, что дождей нет и солнца не видно. По небу плывут тяжелые серо-черные тучи и кажется, что они всей своей громадой упадут на землю и задавят все живое. Или месяцами моросит мелкий надоедливый дождик. Небо серое, неприветливое, все в каком-то мокром полумраке. Деревья стоят понурые, с не опавшими листьями и как-бы жалуются на природу: «Довольно, хватит нас поливать! Пусть будут морозы».
А ударит первый морозный день и обязательно с ветром. Тогда ветер становится полновластным хозяином всего. Земля замерзла, а ветер несет по ней кучу пыли, песка или колючего мелкого снега.
Так наступает зима. Замерзают реки. Деревья покрываются инеем. Выпадает первый пушистый снежок.
Пушкин любил осень, а я ее не люблю, не понимаю в ней красоты. Мне кажется, что осенью кончается все. Увядают цветы и деревья. Природа о чем-то грустит и сожалеет. Всегда разделяла Пушкинские строки:
«Приближалась довольно скучная пора,
Стоял ноябрь уж у двора».
Это был день именно такой, когда земля впервые после продолжительного дождя покрылась тонким, хрупким слоем льда. Выл ветер, гнал по полям колючие мелкие снежинки. Было холодно, пасмурно и скучно.
В нашей избе отчетливо было слышно протяжное завывание ветра, а в окна как бы кто-то стучался, говоря:
–К вам идет беда! Беда большая и злая, которую не умолишь и не упросишь пощадить, и не задаришь дорогими подарками.
Мама лежала в постели тихо, только изредка вздыхала и кашляла. Ничего она не просила, не стонала, не жаловалась. Часов в одиннадцать утра она вдруг села на кровати, попросила бабушку, чтобы та послала нас к ней.
Как сейчас помню ее фигурку – маленькую, худенькую, с заплетенной сзади косой. Сидела она, вытянув исхудавшие руки. Ноги босые, маленькие, еле доставали до пола. Вся она казалась до предела настороженной и напряженной, как бы собирала последние силы, чтобы выполнить свое последнее желание.