Я посмотрела на сцену, а потом на маленький фонтанчик, который стоял возле сцены как часть интерьера, в нем красиво переливалась струйками сиреневая вода. У меня было устойчивое ощущение дежавю, словно когда-то я уже это видела. Я ведь много видела ресторанов, когда выступала с концертами.
– Я могла здесь быть когда-нибудь раньше? – почему-то вдруг спросила я вслух.
– Вряд ли, – ответил Арнольд. – Этот ресторан мы с моим приятелем Гарри открыли совсем недавно, еще даже не было презентации. Но скоро она будет.
Шампанское ударило в голову почти сразу, мы с Арнольдом выпили, чокнувшись бокалами за мое скорейшее выздоровление. Пить за это было паршиво, потому что моя правая рука отказывалась работать, и я думала, что не заработает уже никогда.
– А ты знаешь, – сказала я, посмотрев в его светло-серые, как хмурое небо глаза, – я ведь когда-то пела.
Он кивнул. Я вначале удивилась, а потом поняла, что, наверное, в бреду или под наркозом я это ему рассказывала. Одна из медсестер мне сказала, что когда я отходила от наркоза, то пела. Петь – это для меня было привычное дело, почти как дышать, и еще очень хотелось, чтобы меня услышали. Я и сама не знала, как сейчас звучит мой голос. И услышать его было страшно, вдруг я потеряла не только правую руку, но еще и голос, и слух.
– А может быть, ты и сейчас споешь? – спросил Арнольд, показав взглядом на сцену. – Там, – показал он взглядом на сцену, – можно выбрать любое музыкальное сопровождение.
– Нет, спасибо, – резко ответила я. – Не сегодня.
Но на самом деле мысленно – в своем воображении – я выходила на сцену, стояла там в красивом мерцающем, как ночная вода, платье, рука моя правая двигалась, я держала ею микрофон и пела, и пела. Я думаю, что Арнольд понимал, о чем я думаю и что представляю, поглядывая на сцену, поэтому не мешал мне мечтать, мы сидели молча.
***
Вернулись в клинику мы только под утро, и я сразу легла спать. В моем сознании проплывали картинки увиденного. Я подумала, что когда проснусь, то попрошу вернуть мне мой телефон, хотя и не знала, что мне с ним делать. По сути, телефон – это был символ моей потерянной жизни, там были фотографии из прошлой жизни, контакты. Я боялась, что ностальгия раздавит меня, мне не хотелось, чтобы меня терзали вопросами старые знакомые и бывшие коллеги. Ведь наверняка там были сообщения от коллег и знакомых. «Ну как ты там?», «Когда вернешься?», «Что случилось?», «Когда увидимся?» Я не хотела ничего объяснять.