– Видишь ту дыру, через которую ты прошел? Это называется дверью. Вот через нее же и выйдешь, – я развернул его в другую сторону, выталкивая наружу.
Он развернулся с удивительной ловкостью, сжимая ткань моей рубашки, и кинулся вперед, так что мы оказались нос к носу.
– Меня хотят вышвырнуть из квартиры, понимаешь? – меня окутало его зловонное дыхание, насыщенное алкогольными парами. С тех пор, как он допустил просрочку по ипотеке высотного кондоминиума в Центральном парке, который никогда не мог себе позволить, его выселяли в шестой раз. – Я стану бездомным.
– Умерь аппетиты. Переезжай в Бруклин. Я больше не стану оплачивать тебе квартиру.
Как бы то ни было, единственная причина, по которой я до сих пор платил Терри за квартиру, заключалась в том, что я знал, что в противном случае мне придется терпеть его задницу на своем диване. Идти ему больше некуда. Оказывается, без денег, контрактов на фильмы и престижа женщины не так уж стремились делить с ним постель.
Мне нравилось мое уединение. А еще нравилось не делить крышу с человеком, которого я ненавидел чуть меньше, чем Гитлера.
– Я не могу, – он немного потерял равновесие, отшатнувшись назад, а потом снова качнулся в сторону моего лица. – У меня на счете двести тридцать баксов.
– Время воспользоваться своими сбережениями.
– У меня нет сбережений. Опустошил их все на прошлой неделе, – он икнул, рухнув на мой диван и чуть не потянув меня за собой. Терри закинул руку за голову. – Может, пришло время отказаться от квартиры.
– Думаешь?
Он рыгнул. Черт, как утонченно. Никак не пойму, и чего он остался без женщины. Закинув ногу на подлокотник дивана, Терри добавил:
– У тебя есть свободная комната.
– Нет, – я стоял в гостиной, положив руки на талию и полностью осознавая, что только светский этикет, остатки моего здравомыслия и небольшая вероятность получить от него проигрышный иск, поданный в надежде финансировать его пристрастие к таблеткам, мешает мне надрать ему задницу.
Терри убрал руку от лица и хмуро на меня поглядел.
– Что значит «нет»? А как насчет комнаты Келлана?
– Туда никто не заходил уже четыре года. И твоя жалкая задница этого не изменит.
Он тихо присвистнул, качая головой.
– До сих пор, да? В его комнате, должно быть, запашок тот еще.
– От тебя тоже.
– Ну же, сынок. Мне нужно где-то спать, – меня приводило в ярость, что он всегда пользовался словом «сынок», когда ему что-то было нужно. Честно говоря, настроение у меня становилось дерьмовым только от того, что он просто дышал.