Однако проскакав по инерции несколько шагов, всадник, возглавлявший процессию, оглянулся. И я поняла, что это не бургомистр Те-Лит, а его сын, Эспер. Мое сердце заколотилось, мешая сделать вдох, а щеки опалило огнем. Этого человека я мечтала больше никогда не встречать на своем пути, но у судьбы свой взгляд на наши желания. Эспер спешился и направился ко мне вальяжной походкой, на ходу стаскивая с рук расшитые золотом перчатки. Его губы тронула улыбка, от которой пару месяцев назад у меня бы бабочки запорхали в животе, но сейчас кроме омерзения я не испытала ничего. Я вся подобралась, не ожидая от этой встречи ничего хорошего.
– Калиора! Рад видеть тебя за любимым делом. Что у нас тут на сей раз? – с притворным умилением поинтересовался высокий смугловатый парень лет 23-х, с пронзительными черными глазами, капризно изогнутыми губами и округлым подбородком с ямочкой. Его кудрявые волосы на нынче скрывал капюшон, вот только я помню их мягкий каштановый блеск, помню, как красиво они обрамляли его слегка округлое лицо, когда… Впрочем, не важно.
– Меня зовут Лира! – напомнила я, больше всего мечтая о том, чтобы моя услужливая улыбка сползла с лица, да она словно примерзла ко мне за целый день попыток продать хоть один злосчастный букетик.
– Оставь в покое свое детское прозвище, Калиора, – менторским тоном произнес Эспер, наконец, приблизившись ко мне и склонившись к моим цветам. Ландыши сохранили первозданную свежесть, и даже капельки росы на белых колокольчиках сверкали, искрясь в скупых лучах зимнего солнца.
– Я куплю все твои цветы, милая, – вновь расплывшись в улыбке пообещал бургомистрёныш.
– Не продаются! – огрызнулась я, прилагая максимум усилий, чтобы не расплакаться от обиды.
– Они уже проданы! – расслышала я приглушенный голос одного из сопровождающих Эспера всадников. Говоривший, до этого словно остававшийся невидимым, теперь заставил обратить на себя внимание. Лица его разглядеть я не могла – оно было скрыто под капюшоном, однако по плащу я поняла, что он не флариец. Одеяние было черным с серебряным кантом, а полы украшал атакующий змею сокол. Если бы такой узор изобразили на одеянии кого-то из фларийских чиновников, того бы повесили за оскорбление государственных символов, ведь ставшая в стойку кобра изображалась на гербе нашей страны как символ мудрости, умения уклоняться от конфликтов, приходить к компромиссу, и, при необходимости, нанести точный смертельный удар. А здесь какой-то пернатый глумится над царицей всех чешуйчатых. Лично меня сей змейский геноцид никак не оскорблял, поскольку этих ползучих представителей фауны я на дух не выносила, и вместо обязательного для всех фларийцев ужика в качестве домашнего питомца взяла кота, за что уже выплатила солидный штраф. Но тот факт, что Эспер и его свита потерпели в своем окружении такое надругательство над священной коброй, меня изумил. И теперь, при брошенной вскользь фразе, они все расступились, а Эспер так и вовсе на несколько оттенков посветлел. Я же, скорее повинуясь инстинкту самосохранения, нежели радуясь возможности принести тетушке и двоюродным сестрам хоть несколько флеаров (денежная единица во Фларии), собрала приготовленные ландыши в один большой букет и протянула нечаянному покупателю, даже не назвав цену. Все эти цветы в сумме стоили пятьдесят флеаров, но таинственный этер, бережно приняв из моих рук ландыши, взамен мне протянул кошель, в котором на вскидку, было раз в десять больше. Мимолетно кивнув в ответ на мое «спасибо», он снова вскочил на пегого жеребца. А за ним, как ударенный пыльным мешком из-за угла, поплелся сынок бургомистра, этер Те-Лит-младший.