– Ураган, ночью был ураган? – протянул я руку в сторону двора.
– Ну был.
– И туман мглистый?
– Туман? – удивленно протянул он.
Я пошарил по карманам, нашел купюры, положил на столешницу и направился к выходу. Вспомнив еще кое-что, вернулся.
– Веточка сирени была со мной?
– Была, вон она, – устремил он взор на край столешницы, где в стакане стояла увядшая ветка сирени.
– А разве можно с кладбищ носить сирень в такую ночь?
– Какую такую?
– Вальпургиеву.
– Ты где таких суеверий набрался, вроде городской, – удивился он.
– Мальчик сказал, первый дом их на въезде.
– Хм… Чудной… На въезде? Так там часовенка сгоревшая. Мож обознался?
– Сгоревшая?
– Ну сгоревшая.
– А молиться куда ходите?
– В соседнюю деревню, – усмехнулся он.
– Сейчас имя вспомню. Ммм. Максим. Маа. Макар. Мирооон, то есть не живет здесь?
– Мирон, был пацаненок, помер лет с пятнадцать, Макар отец мой девяноста лет уж у реки живет, других нет.
– Как умер? А я ему часы подарил дедовские, – опешивши прошептал я.
Тихон лишь развел руками.
– Тебе б домой, выспаться, отдохнуть… Уставший ты. Поникший.
Я соображал, что произошло со мной за ночь?
– «Алиса»… Ваша супруга говорила, что я в ночи шептал имя «Алиса».
– Чудной, какая еще Алиса?
– До встречи! – утвердил я и направился к выходу.
– Добра тебе…
Я вышел за распахнутые ворота. Пацан, что-то говорил про ворота, песок, какой-то, но я ничего не помню. Виски пульсировали, побрел по пыльной дороге. Изысканный и дурманящий запах сирени смешался с ароматом шашлыков. Детвора носилась по дворам на велосипедах.
Подошел к домику, у которого вчера отдал мальчишке часы, на его месте стояла старенькая деревянная часовня после пожара. Осмотрелся, единственное что стояло на прежнем месте, это была скамейка… Домишки редкие и народу на пальцах сосчитать.
Настойчивые лучи нагрели голову до невозможности, который час не знаю, но солнце определенно было в зените.
Направился вдоль по трассе, вокруг поля – простор. Жара стояла неимоверная и душила сознание. Шел и выдыхал. Солнце сегодня настойчиво давало знать о себе.
Неожиданно подъехала машина и резко затормозила рядом, от внезапности отскочил. Заглянул в уже запыленное окно машины Кости. Он вышел и захлопнул дверь. Его светлая кожа порозовела, серые глаза помутнели от злости, очерченные губы напряжены, а светлая щетина переливалась на солнце. В ярости он зачесал уже влажные волнистые волосы назад. Был зол, явно агрессивно настроен.